Майор
Группа: Пользователи
Статус: Offline
|
Мой дед почти сразу же в первые дни войны попал в плен... Но точного названия концлагеря я пока не знаю .По воспоминанием моего дяди (сына моего деда) ,что концлагерь назывался на "М"и что это был большой концлагерь ..И еще дудушка рассказывал что в день ихнего освобождения .. Когда они проснулись,то не могла понять, в чем дело.Стояла тишина и было все открыто ...не было никого ни охраны ни солдат ...И только ближе к полудню начали входить в этот концлагерь американцы.
Сейчас штурмую))) все концлагеря ..ищу воспоминания узников ...Наткнулась на воспоминания одного из узников в фашистских концлагерях Майданек и Маутхаузен...читала волосы дыбом вставали.
......из воспоминаний КИСЕЛЕВА ИВАНА ПЕТРОВИЧА .......
"...... утром 23 мая появились немцы и стали добивать тяжело раненых. Мною заинтересовались по видимому потому, что на мне было командирское обмундирование, а в петлицах - два кубика. Появился офицер, который пытался сам меня на русском языке допросить и для большего устрашения стал меня пинать с криками: «Русский свинья, комиссар…». Я потерял сознание и очнулся уже в вагоне, набитом раненными. Не помню, через сколько дней эшелон прибыл в город Смела, где фашистами был организован лагерь военнопленных.В лагере военнопленных я пробыл до весны 1943 года. Барак не отапливался, лежали на земляном полу полуголые. Хлеба нам не давали. ? литра баланды из гнилой брюквы в сутки, а частенько и этого не было. Особенно изнуряли поверки – часами стояли на снегу и, кроме того, побои, побои, побои.
В мае 1943 года всех живых переписали. Основную массу живых построили и угнали, а нас в количестве 45 человек погрузили в отдельный вагон и куда-то повезли. Среди 45 человек оказались в основном политработники и командиры Красной Армии. Но было и 2 или три бывших полицая, они чем-то провинились перед фашистами вот их и присоединили к нам. Естественно этим выродкам среди нас было еще горше, чем нам, а в итоге один из них удавился, а двоих других увели из вагона.
Привезли нас в концентрационный лагерь «Майданек», расположенный около г. Люблин. На площади 270 гектаров 6 полей, на каждом поле 24 барака по 300 человек. Лагерь был создан в 1940 году. Он раньше назывался «Дахау-2».
В первую очередь нас погнали в «баню». Узники лагеря, которые первыми нас встретили, нас предупредили, что «баня» в то же время является газовой камерой. Всех вновь прибывших загнали в комнату («раздевалка»), где заставили раздеться догола, дали кусочек мыла 10…15. грамм (практически кусочек глины) и впустили в камеру с душевыми рожками у потолка. Металлические двери с резиновыми прокладками автоматически захлопнулись и из рожков полилась холодная вода. Через 5…6 минут открылась дверь с другой стороны камеры и нас выпустили в другую комнату («одевалка») и каждому дали нижнее белье, брюки и кителя французской армии. А на ноги деревянные колодки. Обслуживающие нас заключенные интересовались, кто мы, откуда прибыли. Они сказали, что нам повезло, так как чаще вместо воды в рожки подается удушливый газ – окись углерода или «Циклон 15».
Из «бани» нас привели на второе поле, где до нас находились польские евреи. Поместили нас в бараки с левой стороны по ходу от входных ворот, а справа еще находились евреи. Не успели мы разместиться, как раздалась команда: «Выходи строиться на плац!». Построили нас с одной стороны площади. В середине возвышалась виселица. С другой стороны построили евреев. Все молодые, здоровые и каждый в гражданской одежде. К виселице подвели высокого, молодого, красивого еврея и офицер стал зачитывать приказ начальника лагеря. В приказе говорилось, что заключенный под номером таким-то приговаривается к смерти через повешение за попытку к бегству. Впервые на это смотреть страшно. Человек сам подошел к виселице, поднялся на табуретку, сам накинул петлю на шею. Один из заключенных уголовников выбил табуретку из-под ног приговоренного. Через несколько минут труп опустили с помощью лебедок на землю. Врач из заключенных проверил дыхание и тело покойного повезли в крематорий. Нас же через переводчика предупредили – при первом непослушании будете повешены.
С этого дня началась моя эпопея 12-тимесячного пребывания в Майданеке. Основным нашим мучителем был голод. Хлеба даже из древесной муки давали в неделю 1…2 раза приблизительно по 50…100 грамм. Баланды из гнилой картошки по пол литра давали не ежедневно. Наказывали за то, что не успел вытянуться перед «капо», не во время пошел в туалет и т. д. и т. п. Особенно страшное наказание – порка плетью с железной гайкой на конце. Это делалось на специальном сделанном для этой цели деревянном станке. Кровь стекала в специально сделанные в станке отверстия. После такого наказания редко кто оставался жить. Трупы ежедневно утром собирает специальная группа узников: «Тотен-команда». Члены этой команды отвозят мертвецов в крематорий и знают, что их самих уничтожат через 2…3 недели, так как они являются нежелательными свидетелями.
Рядом со вторым полем находилась прачечная, где работали советские девушки, в основном украинки. С ними мы перебрасывались записками, из которых мы узнали, что им еще труднее нашего. Их избивают немки-надзирательницы за каждый пустяк. Например, били за то, что девушка красивая, умная и т.д. Приблизительно с июля-августа 1943 г. девушки в прачечной не появлялись. Куда их отправили, мы так и не узнали.
7-го ноября 1943 года рано утром всех нас построили перед двумя рядами колючей проволоки, находящейся под высоким напряжением и приказали внимательно смотреть на то, что будет по ту сторону проволоки. Со всех охраняемых вышек гремели вальсы Штрауса. По дороге в направлении к крематорию с темна до темна вели заключенных евреев партиями приблизительно по 50…100 человек – мужчины, женщины, старики, молодые и дети. У многих женщин на руках были грудные дети. Каждую партию заключенных сопровождало не менее 50-ти солдат СС с автоматами и собаками. Нам пришлось наблюдать такое действие. У женщины на руках заплакал грудной ребенок. Рядом идущий фашист приказал успокоить ребенка. Тот продолжал плакать. Тогда изверг выхватил из рук матери сверток, развернул одеяло, взял ребенка за ножки и ударил его головой о мостовую. Мертвого ребенка снова отдал матери.
Несмотря на очень громкую музыку, мы отчетливо слышали пулеметную стрельбу со стороны крематория. Так продолжалось до наступления темноты. Заключенных больше не гнали, музыка прекратилась. К нам подошел офицер СС с переводчиком и объяснил, что завтра мы пойдем туда же, а сегодня нужно поминать души убиенных иудеев. Нам налили по миске баланды и загнали в бараки.
На следующий день через узников «Тотен-команда» мы узнали, что накануне в специально вырытом рву около крематория было расстреляно 18400 евреев. Этот день фашисты назвали: «Праздник урожая». Трупы из рва сжигали в крематории до весны 1944 года и все-таки всех не сожгли, хотя круглосуточно работало 5 печей. Когда ветер дул от крематория в сторону наших бараков, то дышать было невозможно, желудок выворачивало наизнанку.
Очень мучительно было ожидать каждый десятый день, когда из наших рядов отбирали партию 50 человек и отправляли в «баню», а из «бани» редко когда возвращались.
В начале апреля 1944 года началась эвакуация лагеря. Наше поле погрузили в эшелон в середине мая, а в конце мая 1944 года мы прибыли в г. Маутхаузен. С ж.д. вокзала нас погнали в знаменитый концлагерь «Маутхаузен». Лагерь находится в Австрии в провинции Обердонау в ориентировочно в 5-ти километрах севернее реки Дунай и в 22-х километрах восточнее города Линц. Строительство лагеря было начато в 1938 году командой узников концлагеря Дахау. Первыми узниками лагеря были австрийские коммунисты и социалисты. Лагерь разделен на две части. Верхняя часть – рабочий лагерь и нижняя часть – «ревир» (лазарет). Позже его назвали русским лагерем из-за преимущественного содержания в нем советских военнопленных.
Категория лагеря третья – самая жестокая, по фашистской терминологии «для преступников, не подлежащих перевоспитанию». На документах узника надпись: «Возвращению не подлежит». Всех вновь поступающих сначала отправляют в рабочий лагерь, со всех сторон огражденный стеной из крупных гранитных камней. Вдоль всей стены поверху натянута колючая проволока, на которую подключено высокое напряжение. Из таких же гранитных камней сооружены по периметру башни охраны, вооруженной пулеметами и массивные входные ворота. Над воротами массивный горельеф: человеческий череп, под ним на крыльях орла свастика. Под горельефом литые латинские буквы «КМ», а далее изречение: «Arbeit macht frei» («Работа сделает тебя свободным»). Внутри ворота выходят на большую асфальтированную площадь «аппельплатц». С левой стороны пять рядов бараков по 4-ре барака в ряду, а с правой – баня, прачечная, кухня и отгороженный каменной стеной крематорий. За баней между прачечной и каменной стеной возле сторожевой башни расположена узкая площадка, куда заводили вновь прибывших. На этой площадке был заморожен генерал Д.М. Карбышев (об этом мы узнали только после освобождения лагеря).
Может быть, об этом и не нужно писать, но хочется подчеркнуть моральный облик нацистов. На «аппельплатце» находился очень красивый одноэтажный домик – дом терпимости, который посещали не только нацистские вояки, но также иногда выдавали поощрительные талоны на посещение заключенным-бандитам, проявившим себя особо жестокими в обращении с «рядовыми» заключенными.
Охрана лагеря осуществлялась очень тщательно. Гранитные стены высотой 5 метров, 5 рядов колючей проволоки под высоким напряжением, гарнизон в несколько тысяч эсэсовцев из дивизии «мертвая голова», специально обученные палачи из подразделений «СД», специально обученные собаки. С внешней стороны проволочного заграждения специально оборудованные и засекреченные «оборонительные» точки.
Главный комендант лагеря штандартенфюрер «СС» Франс Цирайс подчинялся непосредственно Гиммлеру. Кроме Цирайса в лагере была целая свора палачей, таких как помощники коменданта Бахмайер, Шпасс и другие звери в военных мундирах. И не лучше их были тысячи извергов, одетых в одежду заключенных с зелеными нашивками - бандитов по профессии. Последние старались выслужиться перед хозяевами и мучили, калечили, убивали беззащитных людей. За убийство заключенного в лагере никто никакой ответственности не нес. Если узника выстрелом убивал охранник- солдат СС, то ему полагалось материальное поощрение. Мертвого узника регистрировали убитым при попытке к бегству.
Заключенные, способные двигаться, работать и «не угодившие» чем-либо перечисленным хозяевам лагеря и их прихвостням, направлялись в специальную команду смертников для работы в каменоломне, в которую вела крутая лестница в 186 ступенек (лестница смерти) Заключенные спускались по ступенькам вниз, где один нагружал на другого камень. Этот камень по весу должен быть таким, чтобы узник под ним прогибался. И так поочередно. Если надзирателю показалось, что камень легкий, то оба заключенных забивались до смерти. В процессе подъема по лестнице стоящие по бокам надзиратели беспощадно избивали своих жертв и ослабевших сталкивали вниз, где они разбивались на смерть о камни, а выживших пристреливали. Заключенные, поднявшиеся до верхней ступеньки, несли камень на стройку, а иногда их заставляли камень сбросить вниз и бегом бежать по ступенькам вниз за другим камнем.
В рабочем лагере узники сами строили каменные стены, башни, перегородки. Самым страшным в рабочем лагере был 20-й блок – внутренняя тюрьма Маутхаузена, блок смерти, где одновременно содержалось до 870 смертников. Нужно оговориться, что в рабочем лагере я находился всего несколько часов и самому мне не довелось пройти испытания на лестнице смерти. О многом, что там творилось, я узнал только после освобождения лагеря, когда нам разрешили ознакомиться с этим «раем».
Нас из эшелона пригнали в рабочий лагерь, раздели догола, загнали на узкую площадку между прачечной и каменной стеной возле сторожевой вышки. Выдержали под палящим солнцем 5…6 часов, а далее «вымыли» в бане, выдали трусы или кальсоны и стали отбирать кого в рабочий лагерь, а кого - на ревир. Калек и доходяг постригли и погнали в нижнюю часть лагеря – ревир.
Меня поместили во 2-й блок, где были 3-х ярусные койки и бумажные матрасы. Ходить по бараку не разрешалось, можно было только «бегать» на парашу. Отбой объявляли в 23-00. В ночное время во всем бараке горела только одна лампочка около параши. Параша- это деревянная бочка высотой около 50 см, диаметром около одного метра. Были случаи, когда сидевший узник опрокидывался в бочку спиной и моментально захлебывался. Иногда озверевшие капо развлекались – топили узников в параше. Особо жестоким был блокэльтестер (старший по блоку) – узник из уголовников по профессии. Ростом он был ниже среднего, все лицо и голова в шрамах. Он обладал большой силой, - с одного удара в висок убивал еще крепкого человека.
Любимым занятием эсэсовцев были ночные проверки. При этом открывались ворота с обоих концов барака, у ворот выстраивались капо с железными прутьями, включали яркий свет и начиналось побоище. Больных, обессиленных людей плетками сгоняли с коек и гнали через строй капо, которые беспощадно били бегущих. У открытых ворот накапливались кучи из трупов и еще шевелящихся людей. Оставшихся в живых узников выстраивали в одну шеренгу и проводилась «профилактика» кулаками. Нелюди в военной форме отбирали партию узников 30…50 человек и уводили в газовую камеру в рабочем лагере. Оставшихся загоняли в барак.
Частенько (особенно зимой) устраивали «баню». Совершенно голых людей босыми гнали во двор, где метрах в пятидесяти от блока находилось помещение умывальника. Это было здание из железобетона с проложенными вдоль трубами с холодной водой и множеством кранов. Во время «бани» у двери и внутри умывальника стояли капо и поливали узников с брантсбойтов ледяной водой под большим давлением. При этом добрая половина «купающихся» оставалась лежать на бетонном полу.
В ноябре 1944 года обывателей блока № 2 рано утром голых выгнали во двор, построили в шеренгу и держали на морозе в -12…15 оС до темноты. Как только стемнело стали по одному пропускать в барак., где за столом сидело 5 офицеров СС. Один из офицеров (старший по чину) часть узников направлял в одну шеренгу, указывая плеткой, других - в другую. Когда всех вошедших в блок узников разбили на две части, то одной части приказали забраться в свои нары, а другую под усиленной охраной увели в газовую камеру.
В Маутхаузен эшелоны с узниками прибывали почти ежедневно, но вот один из них в январе или феврале 1945 года особенно запомнился. Людей прибыло так много, что в каждую кровать на нарах (их называли гробами) было затолкано по три человека (два головами в одну сторону, а третий – в другую). Я старался попасть на третий ярус, где были свои плюсы и минусы. Плюсы – с верху ничего не текло и меньше пинали по ногам, минусы – очень тяжело забираться и трудно дышать. Так вот, ко мне на третий ярус положили двух новичков. Один из них оказался бывшим итальянским генералом. Пожилой генерал, по-видимому, в такие условия попал впервые, ему было тесно и он после отбоя все время ворчал, поворачивался и при неосторожном движении свалился с третьего этажа. На шум к нашей кровати прибежали блокэльтестер, штубэльтестер (старший по нашей половине блока) и два капо. За одну… две минуты они убили лежащего на полу генерала, а нас отхлестали плетями. После таких пополнений 2-3 дня было тесно, а потом становилось свободно, так как по утрам из одного блока выносили по 200…300 трупов.
В марте 1945 года во 2-м блоке появилась комиссия, в составе которой были офицеры СС и врачи из узников. Комиссия отобрала людей, способных работать штубендинстами (служба комнаты) в 5-м блоке, куда помещали вновь прибывающих в лагерь. К моей кровати подошел поляк – врач из узников, и на чистом русском языке говорит: «Если не хочешь умереть с городу, то давай тебя устрою штубендинстом в 5-й блок, только не показывай свою культышку». Я конечно с радостью согласился и встал в строй перед комиссией.
Меня взяли в 5-й блок штубендинстом. Штубэльтестер Антек (чех) послал меня на кухню за бачком - термосом с баландой. Термос необходимо нести вдвоем. Пройдя несколько шагов, я упал и мой же партнер ударил меня по лицу. Антек меня отстранил от этой работы и поставил меня шайзпутцером (уборщиком кала) около параши. Работы мне хватало, так как каждый второй поносил и след за ним тянулся от одного конца барака к другому. За эту «интеллигентную» работу я получал дополнительную миску баланды, да, кроме того, мне дали ботинки, полосатые брюки и куртку. На этой должности я пробыл до конца апреля. Мои соседи по кровати меня проклинали потому, что от меня шел запах, как от параши.
Трупы по утрам выносили из барака и узник - «зубодер» под наблюдением офицера СС у каждого трупа открывал рот и, если находил, выдирал золотые зубы и коронки. Однажды пришлось наблюдать такую картину. К одному из вновь прибывших (очень полный человек) подошли два капо во главе с Антеком, сшибли толстяка на пол и стали избивать, топтать кованными ботинками. Через несколько минут с ним все было закончено. Как я узнал, это был врач, который в другом лагере многих узников умертвил уколами.
Однажды за какую то провинность Антек ударил меня по лицу. А русские ребята это видели. И вот на другое утро Антек ко мне подходит и говорит: «Зачем ты русский жалуешься своим? Если бы я тебя ударил по настоящему, то сразу убил бы тебя». Вот тут то я узнал, что в лагере была подпольная организация, во главе которой стоял бывший офицер советской армии с подпольной кличкой «Петров». Эта организация и выдвинула меня в шайзпутцеры, чтобы не умер с голоду.
В лагере существовала подпольная организация и немецких коммунистов. До апреля 1945 года какое-то время лагерэльтестером ревира – «русского лагеря» был немецкий коммунист-подпольщик. Он как мог облегчал жизнь узников, но по доносу предателя его казнили – заманили на проволочное ограждение под высоким напряжением.
В конце апреля 1945 года в лагере стала слышна артиллерийская стрельба и разрывы авиационных бомб. Узники высказывали различные предположения и ожидали изменений в своей судьбе. Однажды я случайно услышал разговор соседей о том, что учетные карточки русских узников с пометкой «SU» подпольщики заменят на другие, а какие и для чего, я в это время не знал. Это выяснилось несколько позднее.
В самом начале мая (точную дату не помню) человек 45 из русских узников, в том числе и я, были построены около блока №5 и проверены по номерам. Номера были в учетных карточках и на жестянках, прикрепленных веревочкой к руке. Нам через переводчика объявили, то нас отправляют в обычный лагерь военнопленных. Все очень радовались, так как выбраться живыми из концлагеря смерти и попасть в лагерь военнопленных, это большое счастье. Я же обратил внимание на то, что среди нас отсутствует много русских узников, которых я знал по лагерю и которые по видимому были связаны с подпольщиками. Вот тут я понял, зачем менялись карточки с пометкой «SU», и что нас с пометкой «SU» ждет не лагерь военнопленных, а что-то худшее.
После поверки нас погрузили на две открытые грузовые машины и под усиленной охраной СС повезли по той дороге, по которой в 1944 году пригнали из города Маутхаузен в лагерь. Через несколько минут машина остановилась на берегу Дуная. Нам приказали выгрузиться и под ударами прикладов автоматов всех загнали внутрь полузатонувшей металлической баржи, а люк закрыли на замок. Первую ночь нашего пребывания в барже приблизительно в 24 часа мы услышали шум самолета и тут же около баржи разорвалось две бомбы. Осколки бомбы изрешетили стенки баржи, но баржа еще держалась на воде и люди не пострадали. Утром следующего дня около баржи было все спокойно, только на другом берегу Дуная слышалась артиллерийская и пулеметная стрельба. Мы стали кричать и стучать в крышку люка. В ответ послышалась автоматная очередь. Наступившей ночью мы услышали работу лодочного мотора и какое-то металлическое лязгание по стенкам баржи. Минер, который был среди нас, сказал, что это устанавливают магнитные мины. Теперь мы поняли, что от нас хотят избавиться. Днем следующего дня мы с минуты на минуту ожидали развязку, но наступил новый день, а взрыва не было. Около 10-ти часов утра люк открылся и мы услышали команду на немецком языке, чтобы все выходили на берег. Здесь нас окружили люди в немецких шинелях (это были австрийские ополченцы) с автоматами и винтовками. Они повели нас по известной нам дороге в концлагерь Маутхаузен. Оказывается, лагерь освободила американская дивизия. Нас привели к какому-то американскому офицеру. Он через переводчика поговорил с нашими конвоирами, которых обезоружили и, как говорят, «с миром» отпустили по домам. Нам переводчик сообщил, что комендант лагеря приказал потопить нашу баржу с помощью авиабомб, но бомбы в баржу не попали. Поэтому баржу заминировали и ополченцам приказали взорвать баржу в последнюю ночь, а самим разойтись по домам. Командир ополченцев решил поступить по другому: оставить нас живыми, передать нас американцам и тем самым получить помилование.
Американское командование держало нас в лагере до тех пор, пока не прибыли представители от нашего командования. Таким образом в сентябре 1945 ода мы прибыли под Уду (станция Алкино), где прошли гос. проверку и те, кто не предавал Родину, были отправлены по местам довоенного жительства."
никто не забыт ,ничто не забыто ...
|
