ГЛАВА 2.

ГЛАВА 3.

ГЛАВА 7.

Бои на Дону.

Мне, наверное, ни когда не забыть летние дни 1942 года, дни начала Сталинградской битвы. Именно тогда стойкостью наших бойцов и командиров закладывались основы будущего контрнаступления советских войск, приведшего к великой победе на волжских берегах, в донских и Сальских степях.
Наша 154-я морская стрелковая бригада под командованием полковника А. М. Смирнова, прибывшая в июле с Калининского фронта, вошла в состав 64-й армии. Боевые действия она начала на правом берегу Дона. Перед бригадой стояла сложная боевая задача любой ценой удержать переправы через Дон, дать возможность нашим войскам переправиться на восточный берег реки.
Утром меня в штаб вызвал комбриг и стоя у карты отдал мне приказ:
- Николай, бери машину, трех лучших матросов-разведчиков и вдоль западного берега Дона двигайтесь по тылам немцев. Задача вывести к наведенным и удерживаемым нами переправам остатки наших частей. Большинство этих частей разрозненно ведут бои, зачастую в полном окружении.

Раскаленное солнце повисло в зените и нещадно обжигало лицо, руки. Пересохло во рту, стучит в висках. Все тело покрылось потом.
Кругом степь да пыльные дороги.
Кружится голова от беспрерывного потока движущихся машин, техники. И, кажется, не будет ему конца.
Обгоняя колонны пехотинцев и артиллеристов, наш газик «полуторка», подпрыгивая на кочках и ухабах, быстро катил к Дону, к наведенной через него переправе вблизи Нижней Калитвы. Мы направлялись туда. где превосходящими силами противника был прорван Юго- Западный фронт.
По приказу командования я с группой матросов спешил навстречу нашим отходящим частям, измученным беспрерывными боями и потерявшим более половины личного состава, для вывода их на левую сторону Дона.
Сидя в кабине. Думал о тех, кто примостился в кузове с автоматами и гранатами за поясом. Юрка из Одессы, а матрос со странной фамилией Нетудыхата из под Полтавы. Куда их занесло и где теперь их родной дом. Я только знал, что Юрка никаких сведений о своих родных, после оккупации Одессы не имел, как и я. У Нетудыхаты жену с маленьким сынишкой на Полтавщине расстреляли каратели-полицаи, а хату сожгли.
В пути разговорился с водителем - красноармейцем Закиром, уроженцем Казахстана, уже немало исколесившим вместе со мной по разбитым фронтовым дорогам от Перемышля до Сталинграда, на той же полуторке, с прострелянными бортами и помятыми кабиной и капотом. Во общем, как в песне «экипаж машины боевой» наш экипаж из 4-х человек оказался сплошной Интернационал. Я - русский, водитель Закир – казах, матрос Юрка – еврей, матрос Нетудыхата – украинец.
У переправы через Дон притормозили. Там скопилось большое количество автомобилей, повозок, людей. Командиры и красноармейцы, обслуживающие переправу, с большим трудом поддерживали порядок.
Вот застонали вдалеке фашистские «юнкерсы». Насчитал я их девять. Через минуту-другую распался строй самолетов и они начали пикировать на переправу и колонну. Разрывы бомб заглушили сплошной вопль и крики.
В колонне горели машины, метались по пойме лошади, стонали раненые. Зенитчиками был все же сбит один «юнкерс». Оставляя за собой темный шлейф, он вскоре врезался на левобережье в песок.
Постепенно дым и пыль рассеялись. Потерь в моей группе не оказалось. А вот на нашей машине прибавились осколочные отметины на бортах и кабине. Пробит был осколком и скат.
Лишь к утру была восстановлена переправа, и наш «вездеход» оказался на правобережье.
В излучине Дона многим подразделениям и полкам мы оказали помощь, указав расположение переправ и путей кратчайшего сравнительно безопасного отхода.
За четверо суток мы раз шесть натыкались на немецкие разъезды и принимали короткий бой.
На пятый день нашего «путешествия» по тылам немцев произошел неожиданный случай.
Подъехав к опушке небольшого леса, мы встретились с батальоном наших солдат это все, что осталось от стрелкового полка. Впереди остатков полка шел раненый майор, его с одной стороны под плечо поддерживала женщина военврач, а с другой стороны солдат. Подойдя к майору поближе, я чуть не обомлел. Майором был старший брат моей жены Костя Андриевский. У Кости тоже на лице появилось удивление, сменившееся улыбкой радости.
- Николай это ты? Ты, каким ветром здесь оказался? Ты же в Перемышле был.
- Да вот видишь сначала Перемышль был, потом обороняли Москву, а теперь вот сюда на Дон война принесла, таких, как ты, выводить из окружения к переправам.
- А мы уже более трех недель с боями прорываемся из полного окружения к Дону. От полка осталось меньше батальона. Боеприпасов почти нет, связи нет, продовольствие вообще кончилось. Наш полк наверно уже давно в список погибших полков занесли.
- Да, с особистами у тебя теперь будут большие неприятности. Допросами замучают, где, мол, «шлялись».
- Ничего. Главное, что мы знамя полка сохранили, а значит и свою честь.
Костя при этих словах расстегнул и поднял гимнастерку. Поверх окровавленных бинтов его тело было обмотано знаменем полка. Увидев большое количество бинтов на теле Кости, я ему сказал:
- Ранило тебя видно серьезно. Тебе в госпиталь надо и не ногами топать, а на носилках лежать.
- Да, буду я солдат своей «тушей» утруждать, они итак уставшие.
Тут подала голос военврач:
- Я ему тоже самое говорю. У него 11 осколочных ран, вся спина изрешечена осколками. А он ни на носилки, ни в госпиталь не хочет. Выйдем из окружения, он снова с полком в бой полезет, вместо госпиталя.
- Ой, Верочка! Это разве ранение? Это так пустяки, до свадьбы заживет – улыбаясь сквозь боль, ответил Костя и обращаясь ко мне, кивнул в сторону стоявшего поблизости Юрки:
- А где ты подобрал этого одесского еврейского босяка. И, как только его еврейская мама отпустила его на фронт? Ему же, нет еще и 18-ти.
- Костя, ты, что его знаешь? – спросил я.
- Ой, ну, что тебе сказать. Этот маленький еврейский мальчик еще до войны, вместо того, чтобы на скрипочке играть бегал к нам на Старорезничную улицу в футбол играть. Сначала он скрипку поменял на футбольный мяч, а теперь он ее поменял на автомат ППШ.
Юрка при этих словах подошел к нам поближе и точно с таким же, как у Кости одесским акцентом ответил:
- Ну, шо Вы такое говорите командир дядя Котя. Мне, аж перед людями стало неудобно. Война окончиться сменяю автомат на институт, а 18-ть мне уже пару дней назад исполнилось.
- Ладно, Юрка, кончай баланду травить – оборвал я его.
- У нас мало времени и у них тоже – сказал я, доставая из планшетки карту.
Показав на карте майору Андриевскому место ближайшей переправы и безопасный маршрут движения, мы Костей обнялись и начали прощаться.
- Вы сейчас куда? Может с нами? – уже вдогонку крикнул Костя.
- Нет, мы еще сутки поколесим по тылам. Может еще, кого-то найдем. Встретимся уже наверно в Сталинграде – крикнул я.

...Въехали в небольшое село. Женщины гурьбой шли по улице, рыдая от горя и вытирая лица передниками. Село несколько часов назад бомбили немецкие самолеты. Белый, как лунь, старичок в старенькой фуражке донского казака, с георгиевским крестом на груди и с палкой в руке, подойдя к нам, подтолкнул мальчонку лет 12-ти в мою сторону и попросил взять круглого сироту с собой:
- Возьми, товарищ офицер мальчонку с собой. Вы же на ту сторону Дона будете переправляется. Сирота он, пропадет здесь, если придут немцы. Накануне его мать и сестренку убило прямым попаданием бомбы в дом, а отец погиб на фронте.
Босиком, в замызганной одежонке, с взлохмаченными, давно немытыми волосенками, но с острыми глазенками, мальчонка замер, ожидая моего согласия.
- Да, ты пойми отец, не могу я его взять. У меня задание и мы тут каждый день с немцами в бой вступаем, натыкаясь на них. Не могу я рисковать его жизнью.
Старик посмотрел на меня своим скорбным и жалобным взглядом:
- Возьми, пожалей сироту, пропадет ведь.
- Ладно, переправлю его на тот берег и куда ни будь пристрою.
Услышав «добро», мальчонка, лукаво подмигнул собравшимся, подпрыгнул с присвистом и был таков. Все равно, недолго осталось кататься по тылам фрицев, завтра переправимся через Дон к нашим, подумал я про себя.
- Отец! – обратился я к старику
– А можно ли где-то у Вас разжиться бензином? А то вон наша «лошадка», корма просит – кивнув в сторону нашей «полуторки» спросил я.
- Да, в ремонтных мастерских МТС, может быть, еще бензин остался – ответил старик.
Я подозвал матроса Нетудыхата, приказал взять две канистры и «мухой» слетать в мастерские за бензином. Пока матрос побежал исполнять приказание, мы со стариком присели на завалинку покурить. Он закурил свою «козью ножку», а я папиросу. Старик осторожно начал первым разговор:
- Скажи мне командир, не стыдно на своих плечах тащить супостата-немца, через всю страну, аж до Дона?
- А ты меня отец не стыди. Я и мои морячки, с немцами под Перемышлем и под Москвой не в карты играли, а били их нещадно. Ничего скоро упремся всеми конечностями и погоним немца, аж до Берлина. Наполеона погнали из России аж до Парижа и фрицев погоним. Дай только срок, не долго уже ждать осталось. А вот скажи мне дед, не боишься ты открыто носить «Георгиевский крест» на груди?
- А чего мне боятся? Я ведь его за Брусиловский прорыв получил, в бою с немцами в первую мировую, а не за расстрел рабочих и крестьян – ответил старик.
- У моего отца такой же крест и тоже за Брусиловский. Отец ведь у меня тоже из донских казаков. В японскую и германскую войну воевал, а вот теперь мне, тоже с немцами в его родных краях приходится воевать – ответил я.
- А ты сам от куда будешь – спросил старик.
- Родился в Алтайском крае в селе Сетовка – ответил я.
- Так ты почти наш - донской казак. Много наших казачков до революции на Алтай перебрались – улыбнувшись, сказал старик.
В это время вернулся Нетудыхата с двумя почти полными канистрами бензина и направился к «полуторке».
Вернулся и Ванечка с маленькой корзинкой в одной руке и курицей - в другой. В тонких своих ручонках он держал все, что осталось от его родного крова.
Попрощавшись со стариком и с женщинами стоявшими, чуть поодаль и в течении всей беседы со стариком внимательно смотревшими на меня и на мою серебряную медаль «За боевые заслуги», полученную под Москвой, как будто хотели на долго запомнить меня и одетую на меня форму, мы Ванечкой направились к машине.
На вторые сутки, поздно вечером, мы въехали на окраину большого села и остановились в крайней хате, загнав машину во двор.
Войдя в брошенную хозяевами хату, занялись каждый своим делом. Закир начал готовить скромный наш ужин, я начал чистить оружие, Юрка старался найти хоть какие ни будь, веши которые можно было бы подстелить для сна на лавках и на полу, а затем отправился на улицу в караул. Нетудыхата полез в вещмешок достал свою бескозырку и тельняшку и начал их примерять их на Ванечке, а затем начал подгонять и ушивать по нему. Я смотрел на них двоих и их идиллию и у меня на душе, что нежное из того мирного времени, аж защемило в груди. Ванечка сирота и у Нетудыхаты убили всю семью. «Вот и встретились два одиночества» - промелькнула мысль у меня в голове.
Нетудыхата заметил, что я бросил чистить свой ППШ с трофейным «Парабеллумом» и смотрю на них, сказал:
- А, что командир, может нам не сдавать Ванечку в детдом, а оставить у нас в бригаде юнгой, я ему как говорят у нас на флоте, буду ему «дядькой», а после войны я его заберу на Украину, и будем мы с ним вместе жить, да поживать. Он, да я.
Понимая на сколько все это сложно и чтобы не расстраивать их, я только громко и тяжело вздохнул.
Поужинав «мамалыгой» из лущеной кукурузы, Нетудыхата, а за ним и Ванечка, как нитка за иголкой, пошли сменять Юрку до утра в караул.
Усталость от психологического и физического напряжения после многократных стычек с гитлеровцами тотчас повалила всех с ног...
Рассветало, когда два гранатных взрыва прогремели один за другим.
Я в одной тельняшке, с кителем в левой руке и ППШ в правой, выскочил на улицу.
Бледный, в шоковом состоянии с оторванными кистями рук и побитым осколками лицом стоял Ванечка, опершись на изгородь. Неподалеку валялся перевернутый немецкий мотоцикл, с двумя убитыми солдатами. Подхватил я мальчика подмышку и посадил на выруливающую Закиром машину. Буквально двумя прыжками с Ванечкой на руках я оказался в кузове «полуторки». Подвинулся Ванечка ко мне, как бы поудобнее усаживаясь, и произнес лишь одно, последнее слово: «Мама».
Я посмотрел на Нетудыхату. По его щекам текли две слезы. Матрос видевший на своем веку сотни смертей и никогда не плакавший, сейчас плакал.

Оказалось, ночевали мы в одном селе с гитлеровцами. Утром Нетудыхату, от съеденной накануне кукурузы «потянуло до ветра». Оставив Ванечку присматривать за дорогой проходящей мимо хаты, он ушел. В это время и появился на дороге этот злосчастный мотоцикл, с двумя немцами. Ванечка, недолго думая, взял две гранаты «лимонки» с сиденья в кабине нашей машины и выскочил на улицу. Со словами: «За отца, маму и сестренку» он бросил первую гранату. Притом бросил удачно, а вот бросок второй гранаты был неудачным, то ли сил у мальчишки не хватило, то ли подбитый мотоцикл двигался на него по инерции и он бросал ближе. Вот и попал сам, под осколки от своей же гранаты, получив смертельные ранения.
В трудное положение попали мы и на этот раз. За нашей машиной увязались два мотоцикла с пулеметами на колясках. Дорога вилась вдоль густо посаженных тополей. Этим и не преминули мы воспользоваться, На одном из поворотов, я приказал Закиру резко затормозить и я первой же очередью из автомата снял водителя мотоцикла вместе с пулеметчиком. Мотоцикл круто повернул, врезался в дерево и загорелся. За первым мотоциклом, следовал другой. Участь другого, постигла такая же, хотя он успел дать очередь из пулемета по нашей машине.
Куда бы мы ни ехали в тот день, везде натыкались на фашистских вояк. Только счастливый случай или точнее везение, помогал нам пока без потерь выходить из сложных ситуаций.
Стало ясно, что колесим в полном окружении, и надо как-то из него выходить.
По балке, спустились к рокадной дороге. Оставалось немного - пересечь ее. Но как? По ней беспрерывным потоком двигались гитлеровские войска. Вскоре, однако, дорога на короткое время опустела. И наша машина, замаскированная ветвями стала приближаться к ней. Вдруг, когда оставалось всего несколько метров до шоссе, заглох двигатель. К счастью, ненадолго. Вздох облегчения вырвался у всех, когда он опять зарокотал.
Спуск к реке по заросшему кустарником крутому склону был не менее опасен. Подъехав к реке, двое моих матросов у ближайшей березки принялись копать могилу для геройски погибшего Ванечки. А я с Закиром, принялись готовить наши пожитки для переправы через реку. Юрка с Нетудыхатой взялись копать могилу. Когда все было готово, мы похоронили Ванечку. На могильный холмик мы положили бескозырку. Дали троекратный салют у могилы маленького героя и подожгли нашу машину, чтобы она не досталась немцам, ставшей для Ванечки последним пионерским костром.
Немцы заподозрили что-то неладное. Отрядивши группу автоматчиков на двух машинах.
Нетудыхата вызвался прикрывать наш отход. Попрощавшись с ним и оставив ему почти весь наш боекомплект, мы пошли к кромке воды.
Трудным был отход вплавь через реку, с оружием в руках, под огнем противника. Немевшего плавать Закира, я из последних сил тянул на «буксире». Но когда до суши уже было рукой подать, вода окрасилась и алый цвет. Пуля попала в голову водителя Закира и смертельно ранила его.
На противоположном берегу завязался короткий, жестокий бой между матросом Нетудыхата и немцами. И на этот раз удалось выйти из тяжелой ситуации, но ценой жизни матроса вступившего в неравный бой, прикрывавшего наш отход.
Оставшиеся в живых немцы погрузились на одну уцелевшую машину, оставив своих полтора десятка убитых прямо на берегу двинулись догонять свою уходящую колону.

Мы с последним моим матросом Юркой, решили остаться за кустами на берегу и дожидаться темноты, что бы снова переправиться на тот берег, чтобы забрать тело геройски погибшего нашего товарища украинца Нетудыхата и похоронить его на нашем берегу. Рядом с только, что выкопанной могилой для Закира.
Через минут десять после окончания погребения Закира, мы услышали гул моторов машин двигавшихся за нашими спинами по дороге, проходившей с нашей стороны над рекой. По дороге двигался артдивизион из 6-ти «Катюш».
- Юрка бежим, остановим их – крикнул я, и мы бросились наперерез машинам.
Из остановившейся головной машины выскочил командир дивизиона:
- Тебе, что капитан-лейтенант жить надоело?
- Послушайте майор, мы разведчики 154-й бригады морской пехоты. Только вернулись с той стороны Дона. Там над Доном по дороге скрытой лесопосадкой и кустарником движется огромная колонна немцев численностью в несколько дивизий – танки, мотопехота, артиллерия, бензовозы. Прошу Вас разверните свои «Катюши» и дайте хотя бы несколько залпов по скоплению немцев.
- Ты понимаешь капитан-лейтенант, у меня другой приказ. Срочно прибыть в район переправ и поддержать огнем отход наших войск. Не могу!
- Да пойми ты майор. Несколько твоих залпов нанесут фрицам такой урон, сколько целая армия за неделю боев.
- Ладно! Черт с тобой! Давай ориентиры. С вами упрямыми моряками воевать и спорить бесполезно.
Уточнив ориентиры и целеуказания, майор двинулся к своим машинам отдавать распоряжения. Через небольшой промежуток времени все «Катюши» растянулись в длинную боевую линию и были готовы к залпу. И вот, наконец, прозвучала команда:
- Залп!

Десятки реактивных снарядов полетели с пронзительным свистом в сторону немцев.
Наблюдая в бинокли, мы с майором увидели, как над дорогой на противоположном берегу Дона взметнулись в небо огромные фонтаны огня и дыма от взрывов. Грохот стоял просто неимоверный. Взрывы продолжались даже в промежутках между залпами «Катюш» и даже поле окончания ими стрельбы. Было понятно, что это взрывались боекомплекты горевших немецких танков, и горевшие машины с боеприпасами на том берегу. Дым от горевшей немецкой техники и бензовозов казалось, закрывал все небо над дорогой. Об огромных потерях немцев в живой силе можно было только догадываться. В таком кромешном аду выжить практически невозможно.
Сумерки спустились на землю.
«Катюши» снялись с боевых позиций и выстроились в походную колонну. Ко мне с Юркой подошел командир дивизиона:
- Да, капитан-лейтенант, посмотри какое зарево от пожаров стоит над дорогой, а взрывы на той стороне не прекращаются. Видимо мы не по воробьям стреляли.
- Запомнят надолго немцы этот прощальный и кошмарный для них салют, в честь моих геройски погибших: юнги Ванюшки и двух матросов.
- Ну, что прощайте морячки. А может подбросить Вас к переправам?
- Нет, спасибо! У нас есть еще одно незаконченное дело. Нам надо снова переправиться на тот берег, чтобы по христиански похоронить нашего товарища. Прощайте, удачи Вам!
После короткого прощания с «громовержцами войны», мы с Юркой спустились к Дону и начали делать из кустарника и веток деревьев небольшой плот, на котором должны были перевезти на этот берег тело нашего товарища, хоронить его на том берегу было опасно. Покончив с постройкой плота, мы переправились с ним на другой берег.
На противоположном берегу пред нами предстала картина недавнего боя матроса Нетудыхаты. Подбитый гранатой немецкий грузовик. Трупы двух немецких офицеров и более десятка немецких солдат. Искать погибшего нашего товарища много времени не заняло, так как берег неплохо был освещен заревом пожара стоящего над дорогой. Периодически со стороны пожарища раздавались взрывы, в воздухе стоял едкий запах пороха и паленой резины от горевших немецких грузовиков. В хаотичном порядке вдоль дороги были разбросаны обломки взорвавшихся немецких грузовиков, бензовозов и танков, несколько горевших немецких танков съехав с дороги, пытались видимо добраться до реки, что бы затушить огонь, но так и не добрались до воды. Мы сначала попытались подсчитать потери немцев в технике, но это оказалось нереальной задачей, так, как картина «маслом» более представляла собой просто какое-то ледовое побоище, состоявшее из груд искореженного металла длинной более нескольких километров.
Положив, тело матроса Нетудыхата на плот, мы снова вплавь отравились через Дон, толкая впереди себя плот. Схоронив товарища и положив на холмик бескозырку, мы, уже не опасаясь немцев, дали троекратный салют над могилой.
- Ну, что Юрка пошли в бригаду?
- Капитан-лейтенант, а может, заночуем здесь, а утром пойдем? Может, поутру будет идти в нашу сторону, какая ни будь машина или колонна машин и нас подбросит. Не придется топать ногами, сил и так от этих заплывов через Дон не осталось.
- Да, счасс, нарком обороны за нами пришлет персональную машину. Нас уже в бригаде, наверное, в список пропавших без вести уже записали, а то и в дезертиры или покойники. Тебе твоя еврейская натура только и говорит: «Дай поспать! Дай поспать! ». Не ной! Пошли!
...Оставив в степи, по двум берегам Дона, три могильных холмика, через пойменный лес и песчаные дюны мы, молча, шли вдоль реки.
Лишь к полудню следующего дня, то пешком, то на попутках, мы добрались до штаба нашей бригады.
Войдя в штаб, я доложил командиру бригады о выполнении его задания и наших боевых подвигах. Рассказал и о мальчонке-герое, своим подвигом, спасшего нам жизни, не дав немцам захватить нас врасплох. В конце доклада я обратился к командиру с просьбой:
- Прошу Вас товарищ комбриг, зачислить мальчика Ванечку навечно юнгой нашей бригады и как тех, геройски погибших моих матросов представить к награде орденами посмертно. А также отметить дивизион «Катюш» и их командира, а то я боюсь, что им попадет за самовольный огонь.
- На тебя Николай и всю твою команду я сегодня же напишу представление, на награждение всех орденами «Красной Звезды», готовь дырочку в кителе под орден. А на счет Ваших подвигов я уже был наслышан от командиров частей, которых Вы вывели к нашим переправам. Да и командующий фронтом звонил мне и спрашивал, чья это работа – горящая колонна, длинной в несколько километров, немецких танков, техники и бензовозов на том берегу. Ему авиаразведка докладывала. Теперь все ясно, чьих это рук дело. Ваших рук.
При этих словах он подошел к нам и крепко обнял сначала меня, а затем и Юрку:
- Спасибо, Вам ребята. Герои!
Подняв руку к фуражке, я сказал:
- Разрешите идти!
- Сутки на сон и отдых. Больше дать не могу. Идите!
… 154-я морская стрелковая бригада, прибывшая в июле с Калининского фронта в двухнедельных беспрерывных боях за переправы через Дон, под командованием полковника А. М. Смирнова выстояла против превосходящих сил фашистов и, с честью выполнив боевую задачу, дала возможность нашим войскам переправиться на восточный берег реки. В схватках с гитлеровцами морские пехотинцы уничтожили более 3500 солдат и офицеров и много боевой техники противника. Потери немцев превзошли в семь раз, потери бригады. 393 человека из состава бригады были награждены орденами и медалями.
Впереди нас ждали бои за Сталинград...