Сталинград – это имя несет в себе боль и страдания, объединяющие наши народы. Боль и страдания, которые мы, немцы, доставили невинным русским людям, а также боль от утраты и трагической смерти тысяч немецких солдат, которые были обречены на бессмысленную смерть в этой безрассудной борьбе.

Я, выходец Запада, 1950 г.р., вырос южнее от Ганновера и причисляю себя к первому поколению молодой демократии эпохи К. Адэнауера. До того, как в 1990 году я впервые приехал в Сталинград, я мало что знал об этом городе. Так как никто из моих родственников не принимал участия в Сталинградской битве, никому из них не пришлось жаловаться на судьбу. Иногда отцы моих друзей рассказывали о войне, ведь мой отец ушел из жизни в начале пятидесятых и по состоянию здоровья не участвовал в боевых действиях.

Но большинство из них говорили о войне и о пережитом неохотно. И очень часто я задавался вопросом – почему? Должно быть, воспоминания о войне несли в себе слишком много отрицательных эмоций, причиной тому могло быть и чувство стыда за доставленные страдания, за служение преступному режиму или же просто хотелось забыть обо всем.

С первым и единственным немецким участником Сталинградской Битвы я познакомился в начале семидесятых годов, будучи молодым лейтенантом. В то время он, как и я, был офицером технической службы в том же самом танковом батальоне. В Сталинград он был направлен в звании капитана, там же попал плен. Он также старался не касаться темы войны. Но даже если об этом заходила речь, он никогда не говорил ничего отрицательного о своем тогдашнем противнике, а напротив, подчеркивал впечатляющий солдатский успех, к которому обеим сторонам приходилось стремиться в борьбе за существование. Он не произнес ни одного плохого слова в адрес русских.

И когда пару лет назад я рассказал ему о том, что в настоящее время живу и работаю в Сталинграде, описал ситуацию в современном городе, я почувствовал его внутреннее желание, спустя 60 лет, вновь вернуться на это место. К сожалению, его желанию не суждено было исполниться, так как приблизительно два года назад он умер….

24 декабря 2002, вторая половина дня. В русской степи завывает ледяной ветер, на военном кладбище в Россошке, где покоятся русские и немецкие солдаты, холодно.

Зимой 1942 погода в Сталинграде должно быть была такой же. Я тепло одет – ботинки на высокой подошве с меховыми стельками, утепленные брюки, свитер и кожаная куртка с подстежкой из бараньего меха. Моя лисья шапка защищает от холода голову и уши. И я прохожу мимо тысяч имен погибших немецких солдат, мимо этого огромного круглого гранитного сооружения диаметром 400 м, в братской могиле которого покоятся тысячи немецких солдат. Имя каждого похороненного солдата увековечено на большой гранитной доске. Теперь война означает для меня и немецкие имена. И каждое имя есть судьба. Имена, напоминающие о мертвых. Время от времени я бросаю взгляд на то или иное имя. Майер, 1923-1942; Шредер, 1921-1943…… имена, имена, имена. Лишь какое-то время спустя я осознаю прочитанное: родился в 1923, погиб в 1942… ведь этим людям было тогда по 19-20 лет и вспоминаю о своей службе в Бундесвере, когда мне было как раз 20 лет.

Холодный ветер пронизывает мою толстую, теплую одежду. Вот уже через 30 минут я начинаю замерзать и в глубине души испытываю от этого чувство стыда. Я думаю о том, что было 60 лет назад. У кого из всех этих солдат тогда была такая одежда, которую я ношу сегодня, у кого была возможность обогреться в теплом помещении и сытно поесть? У Паулюса и пары генералов в подвале универмага.

Тем временем я пришел на кладбище русских солдат. На многих могилах лежат прострелянные стальные каски. И вот здесь, стоя под колоколом мира в русском секторе кладбища и созерцая заход солнца, я задаюсь вопросом: как люди, русские и немцы, могли такое выдержать?