|
Статьи
|
|
| Admin |
Дата: Вторник, 11.09.2012, 01:05 | Сообщение # 1 |
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Статус: Offline
|
Статьи
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Вторник, 11.09.2012, 14:10 | Сообщение # 2 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Русский, найденный в лесу
Лассе Бьёрнстад
Перевод с норвежского.
Необыкновенная история, случившаяся во время войны, станет новой песней Юнаса Фьелля (норв. гитарист и певец – прим пер.).
– Осенним днём 1943 года мой отец нашёл истощённого и еле живого русского, бежавшего из немецкого лагеря военнопленных, – рассказывает 68-летняя Тора Косан из Мольсельвской коммуны в Тромсе.
– Он столь долго питался корнями и лесными растениями, что это сказалось на его зрении, и, когда его обнаружил отец, он был почти слеп.
Тора провела свой первый год жизни вместе с русским военнопленным в доме её семьи в Мольсельвской коммуне в Тромсе. Её семья приняла беглого военнопленного и укрывала его до конца войны. Его звали Абу Корассен (Abo Korassen), и он был русским мусульманином родом с Урала.
В то же время у её бабушки стояли на постое немецкие солдаты – в том же самом доме, в котором тайком жил Абу Корассен.
– Его переодели в отцовскую одежду, и он прожил у нас почти три года. Невероятно, но никто этого не заметил.
– Я почти уверена, что немцы смотрели на это сквозь пальцы, хотя и соседи не обратили внимания, что в одежде моего отца ходят два разных человека, – рассказывает Тора.
Мой первый друг-мусульманин.
– Я была совсем маленькой, но кое-какие воспоминания об Абу у меня сохранились. Я стою на кухонном столе дома у бабушки. Абу достал где-то длинную жёлтую ленту и заплетает её в мои волосы, – говорит Тора.
– Моя мать с отцом часто вспоминали об этом, поскольку, когда он причёсывал меня, у него был такой счастливый и беззаботный вид.
В письме, датированном 28 апреля 1947 года, он писал:
«Я хочу поблагодарить вас за то, что вы пишите обо мне столь добрые слова, и в ответ могу сказать вам лишь то же самое. Вы всегда были добры и благожелательны ко мне».
– Он хотел навестить нас летом 1947 года, но из этого ничего не вышло.
В пересылочном лагере произошёл пожар, и Абу Корассен погиб огне. Это оставило свой след в памяти Торы.
– Я хорошо помню, как сгорел лагерь. Абу вроде бы видели на крыше лагеря, который располагался возле Драммена. Мы услышали эту новость по радио, и вся семья страшно переживала. Моя мать и отец словно потеряли родного сына.
– Он стал первым мусульманином, который жил в здешних краях, и моим другом, хоть я и была маленьким ребёнком.
Рассказ как часть дискуссии.
История эта была прислана в NRK на конкурс «Почтовая открытка 2012 – Песня о Норвегии», по окончанию которого известные норвежские поэты сочинят песни на сюжет фотографий, присланных участниками.
Фото и история об Абу Корассене была выбрана Юнасом Фьеллем и автором текста его будущей песни Туве Бёйгард.
– Эта история показалась мне самой замечательной из тех, которые я до сих пор читала на конкурсном блоге, – говорит Туве. – Я постараюсь, насколько это возможно, как можно ближе придерживаться её сюжета.
Она изложит её в виде песни, а после того как Юнас Фьелль напишет музыку, будет представлен её окончательный вариант. Вместе с тем Туве считает, что история о русском военнопленном имеет гораздо большую глубину.
– История об Абу затрагивает животрепещущую тему. Многие испытывают боязнь по отношению к людям, рождённым в других культурах, и мне кажется, что эта история может показать им, что их страх напрасен.
– Эта история может удачно вписаться в дискуссию о том, как мы принимаем беженцев и насколько открытым должно быть наше государство в целом и каждый человек в отдельности. Она своего рода аргумент в этой дискуссии.
Тора Косан совершенно согласна со взглядом Туве на эту историю.
– Мне кажется, что в песне удастся поведать о прочной дружбе, возникшей в очень непростых обстоятельствах, что особенно важно в наше бурное время.
Он так и не рассказал маме.
Тора говорит, что Абу мечтал о том, чтобы война закончилась.
– Ему хотелось рассказать своей матери, что он выжил и что ему было хорошо в Норвегии. Она жила в России в городке за Уральскими горами. Ему этого так и не удалось, – заканчивает свой рассказ Тора.
Абу был уверен, что, если он вернётся в Россию, то его отправят в сибирские лагеря, поэтому ему следовало бы остаться в Норвегии. Он умер, так и не решив этого вопроса.
Оригинал публикации: NRK
Опубликовано: 28.06.2012 09:30
Сообщение отредактировал nisse - Вторник, 11.09.2012, 21:53
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Четверг, 13.09.2012, 13:46 | Сообщение # 3 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Четырнадцать улыбающихся русских женщин.
Ян Бергстен.
Перевод со шведского.
В любом фотоальбоме имеется какая-нибудь история. На трёх фотографиях Стига Эрикссона, относящихся к военному периоду, изображены четырнадцать улыбающихся женщин перед карлсвикской школой в 1945 году.
– Это первые фотографии, на которых изображены пленные женщины-красноармейки, – говорит военный историк Ларс Юлленхаль.
Стиг Эрикссон живёт в Мьёлькуддене, но в 1945 году, когда ему было три года, ему с мамой и папой приходилось бывать в Карлсвике и Карлсхелле. Из Нутвикена, где тогда жила его семья, они добиралась туда на лодке или велосипедах.
– Народ валом валил в Карлсхеллу, чтобы поглядеть на русских военнопленных. Для них пекли булочки и делали бутерброды. Отец снял эти фотографии на свою собственную камеру, – рассказывает Стиг Эрикссон.
Именно эти фотографии, сделанные его отцом, Юханом Эрикссоном, хранились все эти годы в фотоальбоме. На первом фото запечатлены русские женщины перед школой в Карлсвике. Одни из них одеты в гимнастёрки, другие в гражданскую одежду, которую они, видимо, получили в Норвегии после освобождения из немецкого лагеря. У одной из женщин на руках ребёнок, но она стоит сбоку от русской группы.
– Вероятно, некоторые из них, а, может, и все, служили в Красной Армии, но не исключено, что они могли быть и гражданскими лицами, попавшими с оккупированной Украины в немецкие трудовые лагеря в Норвегии, – говорит Ларс Юлленхаль, написавший две книги о репатриации военнопленных, проходившей через Лулео и Карлсвик.
На другой фотографии изображены двое русских, курящих возле склада, который после войны стал называться немецким.
– Похоже, дела у них идут неплохо. Никто не знает, что с ними стало впоследствии. Возможно, их отправили в Сибирь, где они и погибли, – говорит Стиг Ерикссон.
Ещё на двух фотографиях запечатлена группа русских военнопленных. На одной из них они танцуют, на другой меж двух берёз натянут транспарант с надписью на русском языке.
– Текст на плакате гласит: «да здравствует победоносная Красная Армия и её первый маршал товарищ Сталин!» – переводит Ларс Юлленхаль.
Гордые русские повесили транспарант, и один из них играет теперь на гармони. Они ждут судно, которое доставит их в Россию. Оно должно пристать в Карлсвике и перевезти их в Оулу, откуда они далее будут отправлены на поезде.
Карлсхелль в военные годы имел важное значение. Сперва он был местом складирования продовольствия и алкоголя, предназначенных для немецких войск. На складе хранились консервы, овёс и мясо. Рядом со складом располагался холодильник и ещё два складских помещения. После окончания войны в Норвегии всё ещё оставались 74 тысячи советских военнопленных. Для 25 тысяч из них путь домой пролегал через Нарвик, откуда на поезде они добирались до Карлсхелля, где им приходилось толпиться на пристани в ожидании, когда причалит один из кораблей – «Клио», «Норма» или «Альдебаран». Считалось, что Карлсхелль в достаточной мере изолирован, а в лесах возле него можно разбить биваки для ночлега. Однако его удалённость оказалась несколько преувеличенной. Жители Лулео стекались в Карлсхелль, чтобы посмотреть на военнопленных и что-нибудь им подарить.
Для заботы о больных в Народном доме Карлсхелля был обустроен лазарет с местами для 120 пациентов. Планировалось, что военнопленные должны будут прямо из поезда пересаживаться на ожидающие их суда, но на тот случай если суда запоздают, в лесной роще, где раньше у «Борохуса» располагалась фабрика по производству дачных домиков, были поставлены пятьдесят палаток, вмещавших по 20 человек каждая.
Первый поезд прибыл 14 июня 1945 года в 6:00. Он привёз 57 женщин и 743 мужчин. НСД (газета «Норлендска Сосиальдемократен» - прим. пер.) в тот же день заголовком на русском языке, написанном кириллическим алфавитом, пожелала советским гражданам счастливого пути. Тогда ещё никто не знал, что после плавания в Оулу и поездки по железной дороге в СССР многих советских солдат вновь ожидают лагеря. Новые лагеря, но на этот раз в Сибири.
11 июля из Карлсхелля отплыл последний корабль. В тот день через Карлсхелль проследовало не более тысячи человек.
Фотографии русских военнопленных из семейного альбома Стига Эрикссона теперь переданы в городской архив Лулео и будут сохранены для последующих поколений.
Оригинал публикации: Norrländska Socialdemokraten.
Опубликовано: 21.02.2012 07:52
Сообщение отредактировал nisse - Четверг, 13.09.2012, 15:52
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Пятница, 14.09.2012, 11:06 | Сообщение # 4 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Последний, кто может рассказать о русском лагере в Бюринге.
К. Товерланд.
Перевод со шведского.
Константин Арзамасов – последний из тех, кто может рассказать о "русском лагере" в Бюринге. Этот потрясающе жизнедеятельный 92-летний старик рисует порою пугающую картину жизни в лагере в 1941-1944 годах. Он свидетель совсем ещё, в общем-то, недавнего прошлого и был одним из тех, кто сделал шаг вперёд и с помощью Фольке Бернадота получил возможность остаться в Швеции. Проработав 40 лет конструктором на «Вольво БМ», сегодня он живёт спокойной жизнью пенсионера в Эскильстуне.
Его история, однако, началась гораздо раньше. Он вырос в Москве и в 1940 году был призван в армию. Ему, однако, предоставили годичную отсрочку для завершения инженерного образования. После прохождения им начального курса обучения на морского офицера его направили на трёхмесячную практику в лежащий на Каспийском море Баку.
– Однако в июне 1941 года Гитлер напал на Советский Союз, нарушив тем самым договор о дружбе со Сталиным, или, точнее сказать, пакт Молотова-Риббентропа о ненападении. Тотчас же сложилась тяжёлая обстановка. Нас отправили к театру военных действий на балтийские острова Даго и Эзель, но лишь для того, чтобы мы довольно скоро оказались в немецком окружении.
После трёх месяцев постоянных налётов «Юнкерсов» мы более или менее к ним привыкли, но только не к «Мессершмитам», сеявшим своими пулемётами неразбериху. Никакого сопротивления им не оказывалось, поскольку часть русских аэродромов была разбомблена, а оставшаяся захвачена немцами.
– Даже попытка выбраться на пристань или сходить за едой представляла смертельную опасность. Мы неоднократно были вынуждены бросаться в укрытие, чтобы спрятаться от пулемётного огня. Однажды нам пришлось залечь в канаве, в то время как пули рвали траву вокруг нас. В другой раз мы спрятались под огромными валунами.
После того как 22 сентября 1941 годы под покровом темноты им удалось раздобыть горючее, два торпедных катера смогли покинуть этот огненный ад. На одном из них находился Константин.
– Порт представлял собой хаос из крови, трупов, нефти и покорёженных металлоконструкций. Немцы перемололи нас почти до последнего человека. Там находилось 26 тысяч человек, выжило лишь 160, и я был одним из них.
– Я спросил капитан, куда мы идём, он лишь коротко ответил, что на Ханко. Поскольку там уже были немцы, ответ прозвучал странно, и я больше не спрашивал. Однако когда мы вошли в международные воды, мы сменили на судне флаг.
Через пару часов их обнаружил разведывательный самолёт, который, как выяснилось позднее, был шведским. Спустя ещё некоторое время показались шведские сторожевые корабли, отэскортировавшие их к эсминцу «Ремус».
– Моряки приняли нас по-морскому. Обращались они с нами хорошо, угощали шоколадом и бутербродами.
На «Ремусе» их доставили в Нюнесхамн, где передали шведским военным. Тут тон обращения с ними переменился. После того как их покормили, им приказали снять с себя форму для химобработки и отправили в баню. После ночи в гостинице их на двух автобусах отвезли в Рённторп возле Бюринге и поместили в огороженный колючей проволокой лагерь.
– Тогда нас было всего шестьдесят – на каждом катере умещалось по тридцать человек. Однако через несколько дней прибыло ещё сто советских моряков. Вместо ладоней у них было лишь кровавое мясо, так как от островов у побережья Эстонии им пришлось идти на вёслах.
Условия, созданные шведскими военными в Бюринге, была далеки от того, чтобы их можно было назвать роскошными. Простенькие бараки были установлены прямо на голую землю, и изоляция в них фактически отсутствовала.
– Зимы во время войны были жутко холодными, поэтому кому-нибудь постоянно приходилось поддерживать огонь, иначе бы мы просто замёрзли. Но, несмотря на это, ведро с водой иногда всё же покрывалось ледяной коркой. Все удобства состояли из набитых соломой матрацев и подушек.
Первое время советских военных охраняли солдаты регулярной армии из Стренгнеса. С ними, по словам Константина, у пленных установились хорошие отношения. Потом их сменили резервисты, которые относились к своим обязанностям строже.
– Нам же хотелось выходить из лагеря, а не только сидеть за колючей проволокой. В итоге мы договорились, что нам позволят работать в лесу и на строительстве дороги.
Для контроля за интернированными у входа была установлена доска, на которой на гвоздиках висели металлические бирки с номерами. Утром они брали один номерок с собой, а вечером доска должна была быть вновь заполнена. В противном случае поднималась тревога.
– За наш тяжёлый труд нам платили по одной кроне в день, тогда как на той же работе дневной заработок шведов составлял три кроны. Это было немного несправедливо.
К этому стоит, однако, добавить, что заключённые получали 50 крон в месяц от советских властей. Вероятно, данная сумма предназначалась для того, чтобы «сохранить» их верными своей родине, ну и, конечно, для того, чтобы посольство могло приглядывать за лагерем.
– Они то и дело приезжали к нам, чтобы рассказать о том, как замечательно жить на родине, и что ждёт нас там по возвращении. Не забывали упомянуть и том, что может случиться, если мы не вернёмся домой добровольно.
– В лагере были и такие, рядом с кем стоило попридержать язык. Нельзя было говорить ничего плохого о Сталине и главе КГБ (так в тексте – прим. пер.) Берии. Было сложно кому-либо доверять.
Существовавшие в лагере различные настроения привели к тому, что его разделили на сектора «А» и «Б», протянув между ними колючую проволоку.
– В Бюринге мы мёрзли и голодали. На нас, видимо, смотрели так, как это делал один солдат из нашей охраны, считавший, что раз русские сидят в лагере, то с ними не следует обращаться как с людьми.
Обстановка в Бюринге накалилась, когда в 1943 году интернированные объявили голодовку. После этого им немного ослабили охрану и установили трёхкилометровую зону, по которой они относительно свободно могли передвигаться.
– Однако на нашу форму нашили звёзды, чтобы население видело, что мы из лагеря. Это походило на то, как немцы поступали с евреями.
И всё же теперь для моряков началась другая жизнь. Они возвели танцплощадку, играли, пели, создали оркестр и могли танцевать с местными девушками. Можно было даже ходить на танцы в Окерс-Стюккебрук.
Когда советская армия стала всё ближе подходить к Берлину и исход войны был уже предрешён, СССР потребовал выдачи своих военных. Это было 1 октября 1944 года.
– То был полный драматизма день. Нас построили в длинную шеренгу перед шведскими военными и советскими политруками. Было приказано, чтобы те, кто хочет остаться, сделали шаг вперёд. Нас, таких смельчаков, сделавших этот шаг, оказалось тридцать четыре.
Все, кто решил не возвращаться домой и, как тогда говорили, не «участвовать в восстановлении родины», были подвергнуты жёсткому допросу. Со всеми ими советский представитель затем попрощался фразой «пошёл вон».
– Нас спас Фольке Бернадот. Если бы не он, то мы все получили бы пулю или отправились в Гулаг.
Жизнь на новой родине началась с того, что его вместе с другими перевезли в Сёдерленну, располагавшуюся примерно в полумиле от лагеря. Там им пришлось самим построить бараки, чтобы иметь крышу над головой. Они продолжали прокладывать дорогу и валить лес.
– В июле 1945 года у меня сломалось полотно пилы, и я поранил себе носовую кость. Нос был почти отрублен, было море крови. Прибежавший помощник начальника лагеря старший сержант Вейнблад (из Вингокера) пластырем прилепил мне его на место. Но он не смог вызвать для меня такси, и мне пришлось на следующий день ехать на велосипеде три километра, чтобы сесть на поезд, шедший до Эскильстуны, где имелся лазарет. Тот несчастный случай до сих пор даёт о себе знать.
Со временем Константин перебрался в Эскильстуну и устроился на работу в «Вольво БМ». Благодаря полученному в Москве техническому образованию, он смог продолжить учёбу и посвятил свою дальнейшую жизнь в Швеции разработке различных приборов.
После короткого, трагически закончившегося брака в 40-х годах он много лет жил один. Днём работал, а по ночам и в выходные играл в оркестре. Двенадцать лет назад он, однако, вновь женился. Супруга младше его на 20 лет и также родом из России.
Та цена, которую ему пришлось заплатить, вероятно, характерна для того времени. Посетить Москву он смог лишь в 1963 году, то есть только через десять лет после смерти Сталина и Берии.
Он потерял на войне двух братьев, а его сестра лишилась мужа, оставшись вдовой с тремя маленькими детьми. Наверное, не было ни одной семьи, в которой кого-нибудь не потеряли. Война унесла в Советском Союзе жизни 28 млн. человек.
22 сентября Константин посетит Бюринге. В этот день краеведческий союз установит в лагере памятный камень. По чистой случайности это случится ровно через 71 год после того, как два торпедных катера взяли курс на Швецию, уходя прочь от войны. Там он сможет поведать свою невероятную историю.
Один из множества лагерей.
Вряд ли обращение с русскими, или точнее сказать советскими, военнопленными (так в тексте – прим. пер.) можно отнести к самым достойным страницам нашей внешнеполитической истории. Всего в Швеции оказалось 2500 советских военных. Большинство из них бежало из немецких лагерей в Норвегии и Финляндии, где их рабский труд использовался на строительстве шоссейных и железных дорог. Большая их часть была отправлена затем на родину навстречу неизвестной судьбе.
Лагерь для интернированных лиц у имения Рённторп вблизи Бюринге, что лежит между Мальмчёпингом и Стренгнесом, был одним из многих. Ещё один действовал у Лиссмы в Стокгольмском лене, другие же располагались в Вестманланде, в южной Даларне и Упланде. Лагерь в Бюринге был уникален тем, что в нём содержались лишь носившие форму военные. Они бежали во время боёв с немцами и, таким образом, оказались под охраной наших вооружённых сил. Остальные лагеря принимали «гражданских» беженцев и находились в ведении Управления по социальным вопросам.
Обычно их называли русскими лагерями, что, видимо, отражало наши скудные познания о Советском Союзе. Помимо русских, в советской армии служили армяне, азербайджанцы, грузины, ингуши, кабардинцы, калмыки, карачаевцы, казахи, киргизы, казаки, молдаване, осетины, самоеды, татары, туркмены, украинцы, узбеки и белорусы, равно как прибалты, поляки и немцы. Такое же пёстрый состав присутствовал и в шведских лагерях. Они существовали с 1941 по 1946 год. Советское посольство ещё в самом начале их функционирования потребовало получения полной информации по ним и предоставления в той или иной мере права контроля над ними.
То, что о деятельности русских лагерей столь долгое время не было практически ничего известно, может найти своё объяснение в том, что большая часть документов, которыми обменивались Швеция и Советский Союз, сразу же засекречивались. Лишь в последние годы открылись некоторые архивы, и стало возможно ознакомиться с этой, вероятно не самой светлой, страницей нашей истории.
Что касается лагеря в Бюринге, то советское посольство имело тут широкие возможности для ведения пропаганды, которая должна была воспрепятствовать перениманию бежавшими военнослужащими шведских привычек и западного образа мысли. Впоследствии стало также известно, что советское государство оплачивало шведским военным пребывание своих военнослужащих в Бюринге. В секретном ранее документе от 5 августа 1954 года Министерство иностранных дел подтверждало получение ими 428 269 крон в качестве возмещения расходов, понесённых шведскими властями в 1941-1944 годах на содержание 160 интернированных советских моряков.
Активная пропаганда, которую Советский Союз получил возможность вести в лагере в Бюренге, сработала, однако, не на все сто. В нём имелась группа, которая во что бы то ни стало хотела остаться в Швеции, и это привело к ссорам между солдатами. Чтобы не накалять обстановку, шведские власти приняли решение разделить лагерь на две части. Те, кто впоследствии попросил политического убежища, стали жить отдельно.
Советские власти бурно отреагировали на эту меру, заявив свой протест. В письме от 9 августа 1943 года указывалось на то, что шведские власти ведут среди размещённых в лагере интернированных матросов работу по их морально-политическому разложению. Шведским властям ставилось также в вину, что они наняли эмигранта по имени Роубец (Roubetz), чтобы обещаниями разного рода благ и привилегий он склонял матросов к предательству. Для этой же цели якобы использовался и переводчик Классон.
«Одновременно служебный персонал в Бюринге потворствует такому явлению как пьянство. Дело дошло до того, что шведские власти сначала назначили старостой в секции «Б» морально разложившегося и постоянно пьяного заключённого Иванова, а после того как он устроил скандал в Стренгнесе, заменили на другого столь же разложившегося Басукова».
Посольство, однако, было право, когда заявляло протесты против того, что интернированных советских граждан сажали за колючую проволоку и приставляли вооружённую охрану, тогда как польские и немецкие военные фактически не интернировались.
После того как Германия начала проигрывать войну, тон Москвы стал жёстче. Сталин потребовал, чтобы тех, кто сидит в шведских лагерях, вернули на родину, и уверял, что ни один волос не упадёт с их головы. В реальности, однако, всё было иначе. Те, кто бежал в Швецию, рассматривались как предатели, невзирая на причины бегства, и обращение с ними должно было быть соответствующим. Однако для успокоения шведов советские власти предприняли кое-какие шаги.
В сочинении Александра Солженицына «Архипелаг Гулаг» есть фрагмент о заключённых из Бюринге. Писатель встретил моряка-лейтенанта Карденко (на самом деле у Солженицына Каденко – прим. пер.) в одном из лагерей в Сибири. Он рассказал нобелевскому лауреату о том, как группу заключённых, прибывших в Гулаг из Бюринге, откормили, дали отрасти их волосам и элегантно одели. После этого их отправили в Ленинград на встречу с западными журналистами, чтобы они рассказали им о том, как хорошо с ними обращались. В противном же случае им пообещали «девять грамм в затылок». После пресс-конференции в Ленинграде их сразу же вернули в сталинские лагеря.
Советская сторона требовала, чтобы все её граждане были без каких-либо условий отправлены домой. Отказ привёл бы лишь к возникновению политических осложнений. Шведскому правительству пришлось прибегнуть к гибкой дипломатии, но в начале октября 1944 года бóльшая часть советских беженцев была всё же репатриирована. Только в ноябре и декабре в Советский Союз было тайно вывезено более тысячи советских военнопленных.
С разрешения шведского правительства представители пресловутой советской комиссии по репатриации в течение 1945 года разъезжали по Швеции, обрабатывая тех беженцев, которых «сманили» шведские власти. Советская репатриационная кампания было, мягко говоря, агрессивной. Интернированных дезинформацией, угрозами и прочими бесцеремонными методами вынуждали поставить свою подпись под обязательством «добровольно» возвратиться домой. Не подпиши они, шведское правительство всё равно якобы вышлет их, и тогда по прибытии их будет ждать суровое наказание.
Судьба вернувшихся на родину неизвестна. Вероятно, с ними стало то же самое, что и с другими беженцами, депортированными западными державами. В таком случае это означает, что значительное число тех, кто уехал из Швеции, было казнено, почти все остальные оказались в лагерях, были привлечены к принудительному труду и приговорены к ссылке. Из 160 советских моряков, содержавшихся в Бюринге, 34 после многочисленных политических осложнений, а в отдельных случаях и угроз, удалось остаться в Швеции. Это произошло согласно решению Его Королевского Величества от 11 мая 1945 года.
Оригинал публикации: Sörmlandsbygden
Опубликовано: 28.06.2012
Сообщение отредактировал nisse - Пятница, 14.09.2012, 22:47
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Вторник, 18.09.2012, 14:57 | Сообщение # 5 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Русского военнопленного похоронят в Арьеплуге.
Перевод со шведского.
Он был русским, звали его Алексей Матвеев. Он находился в плену у немцев, но совершил побег из лагеря в Сальтдале в Норвегии. В августе 2004 года останки Матвеева были обнаружены на шведской стороне границы в расщелине на горе Чакча. Но он не был единственным военнопленным, погибшим в горах.
Останки нашли норвежские туристы. Рядом была обнаружена идентификационная бирка с надписью «Stalag II A Nr 81059», а также зажигалка, сломанная расчёска, несколько пуговиц и жестяная коробочка. Бирка принадлежала солдату Красной Армии по имени Алексей Матвеев. Обследование, произведённое следственно-оперативной группой Лулео, отделом судебной медицины Умео и генно-химическим отделом Линчёпинга, дало ответ на часть вопросов. Оказалось, что скелет принадлежал мужчине 30-35 лет, ростом 169-177 см, и что он умер уже давно, вероятно, не менее 60 лет тому назад. Анализ ДНК показал, что мужчина был родом из Восточной Европы или из русской Сибири.
Найти его родственников не удалось. Пастор Андерс Маттссон из Арьеплуга связался с российским посольством и получил ответ, что Алексей Матвеев – широко распространённое в России имя, поэтому найти родственников сложно. Посол Александр Михайлович Кадакин выразил удовлетворение тем, что арьеплугский приход хочет провести погребение и пообещал, что на нём будет присутствовать либо он сам, либо кто-нибудь из служащих посольства.
Андерс Маттссон назначил похороны на 25 мая. Место, где будет могила, пока ещё не выбрано. Он постарается, если это возможно, расположить могилу примерно рядом с тем местом, где захоронены два польских военнопленных. Эти поляки совершили побег из лагеря в Стуръюре и в октябре 1944 года были найдены мёртвыми в горной избушке в Швеции. Над тем местом, где погребены поляки Ян Матушек и Тадеуш Колин возвышается почти двухметровый белый крест, установленный выжившими польскими военнопленными.
Оригинал публикации: Norran.
Опубликовано: 18.01.2007
Сообщение отредактировал nisse - Среда, 19.09.2012, 21:00
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Пятница, 21.09.2012, 22:16 | Сообщение # 6 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Судьба Анатолия, высланного из Швеции в СССР
Ханс Лундгрен
Перевод со шведского
В 1942-1945 годах несколько тысяч русских солдат бежало из немецких лагерей в Швецию, где их поместили в лагеря для интернированных лиц, некоторые из которых располагались в Упланде и Бергслагене. Осенью 1944-го и в течение 1945 года более 2000 из них были тайно отправлены на родину. Больше о них ничего неизвестно. UNT уже рассказывало об этом в серии своих статей.
Один из солдат, 78-летний Анатолий Емец, обнаружился на Украине. По его словам, их осудили за предательство на 10 лет принудительных работ в Гулаге. В шведских лагерях, – говорит он, – также заправлял НКВД – политическая полиция Сталина.
Что стало с теми советскими солдатами, которые во время Второй мировой войны находились в шведских лагерях?
Среди тех 900, которых отправили на родину в октябре 1944 года, был 23-летний Анатолий Емец. Приведём его рассказ о поездке на родину и первом времени после прибытия:
– На автобусах нас привезли в какой-то порт. Теперь я знаю, что тот город, в котором находился порт, называется Евле. Нам вообще мало давали информации. Например, я даже не знал, что, помимо Багго, где я находился первое время, и Абборчерна, есть ещё какие-то лагеря.
Мы не осмеливались даже спросить, не то чтобы сказать, что хотим остаться в Швеции. Этого хотело большинство, по крайней мере, половина из нас, а, может, и больше. Однако ещё в начале лета 1943 года во время моего пребывания в Багго служащий шведского посольства (так в тексте – прим. пер.) в присутствии русского переводчика объявил нам, что существуют международные правила по репатриации военнопленных, и Швеция обязана им следовать. Перед этим советское посольство переписало нас и потребовало выдачи.
В лагере в Абборчерне также имелись люди НКВД. Доверять нельзя было никому. Разговоры о том, что хочешь остаться в Швеции, могли привести к репрессиям, которые могли затронуть и родственников. Иного выхода, кроме того, чтобы отправиться с транспортом в Советский Союз, не было. У меня родился план бежать обратно в Швецию, как только это будет возможно. Пока мы ждали в порту, я написал письмо своей дорогой Эльзе и отдал тому, кто мог его отправить вместо меня.
Мы поднялись на борт парохода. Нас было много, поэтому там было тесновато. Те трое, что сбежали из Абборчернского лагеря за несколько дней до того, как нас посадили в автобусы, были пойманы шведской полицией и в наручниках доставлены в порт.
Я с унылым видом стоял на палубе, наблюдая, как Швеция скрывается за горизонтом. В мыслях у меня была лишь оставленная мною Эльза. Судно вёл шведский капитан. Там также была какая-то женщина. У меня сложилось впечатление, что она приходилась капитану женой, так как на судне всем заправляли они. У нас всё ещё оставалось немного денег, и мы, собрав некоторую сумму, отдали её им.
По прибытии в порт Турку нас встретили энкавэдэшники. Они были одеты в гражданское и якобы являлись представителями советского посольства в Швеции. Дальше нас погрузили в товарные вагоны. Финны швыряли в нас и в поезд камни – они нас, конечно, не любили. Пока мы ехали, мы не могли не только выглядывать наружу, но и даже пытаться это делать. На границе нас пересадили в советский эшелон, и мы продолжили поездку. Я не разобрал, как назывался тот приграничный полустанок, поскольку, когда нас пересаживали, нам не разрешали оборачиваться.
Поездка продолжилась, но довольно скоро мы вновь остановились. Мы находились в какой-то глуши, не зная точно где. Там было много вооружённых солдат с примкнутыми штыками и собак. Оказалось, что поезд остановился из-за того, что железнодорожное полотно было разрушено. Нам сказали, что последние 25 км до Выборга мы должны пройти пешком. Наши вещи – многие имели с собой велосипеды – остались в поезде. Больше мы их никогда не видели. В Выборге нас разместили в нескольких обнесённых колючей проволокой больших зданиях из кирпича, в которых раньше располагались склады. Город был почти полностью разрушен. Там мы провели несколько недель. Нас не допрашивали, но охрана из солдат присутствовала.
Однажды нас вновь посадили на поезд. Оказалось, что местом назначения был проверочно-фильтрационный лагерь для насильно перемещённых лиц в Калинине. Там нас допросили органы по борьбе со шпионажем, разбили на группы и несколько недель маленькими партиями отправляли куда-то в различных направлениях. На допросе я понял, что все, кто побывал в плену за границей, рассматривались как подозрительные лица. Мою просьбу об отправке на фронт отклонили.
В начале декабря 1944 года я прибыл на стройку, располагавшуюся в Подмосковье. Мы должны были возвести лагерь для политических заключённых, которым предстояло потом проложить газопровод между Саратовом и Москвой. Ни стройка, ни деревушка, в которой мы жили, не были обнесены колючей проволокой. Меня назначили бригадиром над восьмьюдесятью заключёнными, все из которых были осуждены по политическим статьям. Вместо того, чтобы призвать в армию, их отправили на тяжёлые работы. Некоторые из них находились в лагерях уже десять лет. Я заботился о том, чтобы у нас всегда была еда и дрова, и пользовался у них доверием. Мне они поведали о том, как жестоко с ними обращалось начальство строительства и лагерная администрация. Их рассказы меня напугали.
Как-то в конце февраля 1945 года к нам на стройку приехал какой-то энкавэдэшник. Он хотел знать, о чём говорят заключённые. Я сказал, что они рассказывают мне о лагере, а я им о Швеции, и тут же понял, что это было моей ошибкой. Энкавэдэшник ответил мне, что те, кто был в Швеции, предстанут перед судом и будут осуждены на пребывание в исправительно-трудовых лагерях для политических заключённых. После этого я понял, что мне нужно бежать.
Справка UNT:
Анатолий Емец, родившийся в 1921 году, после войны совершил в общей сложности четыре побега из различных трудовых лагерей. В сентябре 1948 года он бежал из далёкой Печоры и за год смог добраться до своей родной деревни Довжик. Когда его схватили, он потребовал, чтобы его расстреляли, однако его осудили ещё на 25 лет лагерных работ. В общей сложности он получил 45 лет лагерей. После освобождения в 1955 году Анатолий Емец работал в колхозе и самостоятельно учился на агронома и техника-строителя. Сейчас он посвящает много времени работе в огороде. Его пенсия в пересчёте на кроны составляет примерно 75 крон в месяц. Даже на независимой Украине с него официально так и не было снято обвинение в предательстве родины, из-за которого он провёл несколько лет в Гулаге.
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 01.04.2001
Сообщение отредактировал nisse - Пятница, 21.09.2012, 22:27
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Суббота, 22.09.2012, 11:25 | Сообщение # 7 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Мне снится Эльза
Ханс Лундгрен
Перевод со шведского
В рождественские праздники 1944 года 19-летняя Эльза Перссон из Лаггбюна, что в южной Даларне, написала письмо в шведское посольство и попросила узнать о судьбе Анатолия Емца. Ответа она так и не получила. В июне 1945 года у неё родился сын Ларс-Йёран.
Прощальное письмо к Эльзе, которое 10 октября 1944 года Анатолий попросил случайного человека в порту Евле отправить ей, до неё не дошло.
– Нет. Он исчез из моей жизни в одном из тех автобусов, которые увезли их в Бьёршё, – говорит Эльза, которой сейчас 74 года.
Известия о судьбе Анатолия Емца она получила гораздо позже. За несколько недель до рождественских праздников 1992 года Эльзу разыскала шведская полиция. Годом ранее сводный брат Анатолия Владимир, который работает директором музея, обратился к своим шведским друзьям, приехавшим на Украину, с просьбой попробовать найти её.
Как-то субботним вечером на кухню Эльзы вошёл шведский полицейский с заснеженным воротником. Его сообщение удивило Эльзу и её супруга Хельмера Свенссона.
– «Анатолий жив?» воскликнула я и поняла, что ради сына должна связаться с ним.
Какое-то время спустя Эльза получила от Анатолия письмо, переданное через шведского друга и переведённое им на шведский язык. Её ответное письмо пришло к Анатолию апрельским утром 1992 года, когда он вместе со своей женой Матрёной возвращался из церкви, в которой они освящали пасху. Годом позже Анатолий приехал в гости в Лаггбюн.
– Он не изменился: всё такой же целеустремлённый, общительный и ухоженный. Он ничего не забыл и сразу же заметил, что бревенчатого сарая во дворе теперь больше нет.
Когда UNT было в гостях у Эльзы Свенссон в Лаггбюне, от Анатолия пришло переведённое на шведский язык письмо. Мы рассказали ей о том, что, по его словам, ему часто снится сон, в котором он летит над Швецией, разыскивая дом Эльзы. Во сне он подлетает к её освещённому окну, но в комнате ничего не видно, и он просыпается от того, что зовёт её. Иногда сон превращается в кошмар: он бежит из лагеря, а за ним гонятся преследователи.
– Теперь я знаю, через какой ад ему пришлось пройти. Время многое меняет. Тех чувств, которые я испытывала к нему в 19 лет, уже нет, но он отец моего сына.
Ларсу-Йёрану Свенссону сейчас 54 года. Как он пережил встречу с отцом? По его словам, он, лишь будучи взрослым, начал серьёзно задумываться над тем, что же с ним произошло.
– Я думал, он умер. Ходили слухи, что после возвращения в СССР их всех расстреляли, – говорит он. – Это здорово, что нам удалось встретиться. Я даже навещал его на Украине. Однако уже невозможно наверстать то, что было упущено за эти 50 лет.
Некоторые моменты из рассказов отца особенно запомнились Ларсу-Йёрану Свенссону:
– Например, то, что, когда они, бежав от немцев в Норвегии, перешли шведскую границу, ботинки у них были полностью разбиты. А также как свита Густава V, охотившегося в Абборчерне осенью 1943 года, подарила лагерю лося.
Как и в других «русских лагерях» Бергслагена, в Абборчерне содержалось примерно 150 интернированных из разных республик Советского Союза. Лагерь был создан в мае 1943 года после того, как в Багго стало тесно.
– В лагере не было шведского начальства, но иногда из Багго сюда приезжал какой-то человек и проводил инспекцию. Они сами вели там дела под руководством группы из своих, – рассказывает Эльза.
Вблизи лагеря располагались две пустые арендаторские усадьбы и торп (дом безземельного крестьянина – прим. пер.). В них жили дорожный строитель-швед (интернированные валили деревья, чтобы проложить через лес дорогу), инструктор по лесозаготовкам, несколько его помощников и кухарки.
Летом 1944 года Эльза устроилась на временную работу на лагерной кухне. Среди молодых интернированных там находился Анатолий Емец, «симпатяга в коричневой кепке», которого Эльза с подружками встречала на танцах в Бьёршё и Снёоне. Как-то раз Анатолий через кухонное окно подарил ей огромный букет тюльпанов.
– Я так и не узнал, где он их насобирал. Зато он много рассказывал о себе, своей семье и Украине.
Развилка дорог была местом встреч. Местные девушки активно учили русский язык, а их кавалеры шведский. Иногда интернированные организовывали в лагерной столовой праздники, на которые мог прийти любой из окрестных жителей. Там устраивались танцы под гармонь. Местным нравились русские.
– Почти все они были дружелюбными и готовыми прийти на помощь. Идя по дороге, они часто громко пели красивыми голосами.
Весть о том, что они должны вернуться домой, пришла неожиданно, всего за пару недель до этого. Многие пришли к магазину в Бьёршё, чтобы попрощаться с ними, в том числе и десятки плачущих девушек.
– Мой дядя тоже сильно расстроился, когда они уехали. Он жаловался, что больше ему не услышать их красивых песен, – говорит Эльза Свенссон.
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 01.04.2001
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Суббота, 22.09.2012, 15:04 | Сообщение # 8 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
«Я не чувствую обиды»
Ханс Лундгрен
Перевод со шведского
Рассказ Анатолия Емца о том, что произошло с советскими солдатами, которые находились в шведских лагерях, после их возвращения в Советский Союз, проливает свет на человеческую трагедию, которой ранее уделялось совсем мало внимания, а именно на то, что в конце Второй мировой войны шведские власти выдали сталинскому тоталитарному государству более двух тысяч человек, которые там были осуждены как предатели и отправлены отбывать срок в лагеря Гулага. Для Анатолия Емца, Эльзы Свенссон и их общего сына Ларса-Йёрана это стало личной трагедией.
Когда мы приехали в гости в дом к 78-летнему Анатолию Владимировичу, расположенный под Ромнами в 20 милях (шведская миля равна 10 км – прим. пер.) восточнее Киева, стол уже был накрыт. Он встретил нас по-праздничному одетый. На его куртке был прикреплён небольшой эмалированный шведский флажок. Этот пожилой человек, перенёсший столько лишений, казался полным энергии и душевных сил. В своей приветственной речи он говорил о человеческом достоинстве, человечности и цивилизации, но уже этим же вечером беседа зашла о противоположных им вещах. Наконец, мы задали ему вопрос, как же он выдержал, как смог выжить в страшных лагерях Германии, а затем Гулага.
– Секрет был в том, чтобы не терять надежду. Тот, кто это делал, погибал. Меня поддерживали мои планы побегов.
Дед Анатолия Емца был раскулачен, а его отца, бывшего священником, расстреляли в 1938 году. Анатолий принадлежал к тому социальному классу, для которого не было места в советском государстве. Из-за этого ему не дали в руки оружия, когда за три недели до немецкого нападения на СССР, он был призван на военную службу. Его направили в строительный батальон, дислоцировавшийся возле приграничного аэродрома на Западной Украине.
Сталинские чистки в ходе большого террора в конце 30-х годов лишили армию тысяч штабных офицеров, опытных командиров, привыкших брать на себя ответственность и отдавать приказы.
– Это способствовало нашим неслыханным потерям в начале войны. 23 июня мой батальон отправили на фронт. Мы были вынуждены отступать в леса на востоке, а 28 июня нас взяли в плен.
После семимильного марша Анатолия посадили в битком набитый товарный вагон, отправлявшийся на запад.
Летом и осенью 1941 года сотни тысяч взятых в плен советских солдат были увезены в плен в Германию. Поезда ходили туда и обратно непрерывно.
Анатолий попал сначала в лагерь интернированных лиц возле Моосбурга под Мюнхеном, затем в рабочий лагерь с очень строгим режимом в нескольких милях от него. В январе 1943 года его вместе с ещё тысячью заключённых отправили в концентрационный лагерь возле Штеттина. Истощённые и обессиленные они слышали, как в лагере поблизости горланили песни власовцы. Хорошо откормленные представители Русской освободительной армии ежедневно бывали у них, уговаривая принять участие в борьбе против «сталинской жидо-большевистской тирании».
– Некоторые соглашались, поскольку были едва живы. Но я не считал возможным поднять оружие против своих. Постепенно я стал замечать, что среди охранников в лагере становилось всё больше раненых и пожилых. Слухи об исходе войны ходили разные.
В мае военнопленных перевезли в Осло, потом отправили на поезде в Нарвик на строительство железной дороги. По пути следования поезда на север Анатолию и ещё трём заключённым удалось бежать через пролом в стене вагона. Несмотря на светлую весеннюю ночь, им удалось незаметно спрыгнуть с поезда.
Анатолий Емец отвечает на наши вопросы очень чётко. Правда, иногда его охватывают сильные чувства, и ему приходится сдерживать слёзы. На подоконнике лежит аккуратная стопка листов, исписанная от руки – «мемуары» Анатолия. Он хочет, чтобы мы в Швеции передали эти бумаги какому-нибудь заинтересованному лицу.
– Гостеприимные норвежцы, – продолжает он, – давали нам пищу и указывали дорогу в Швецию.
Они шли три недели. В начале июня, после того как из клетей в приграничных хозяйствах начала пропадать еда, их задержала шведская полиция и поместила в тюрьму в Карлстаде. Уже через несколько дней их посетил служащий советского посольства и допросил. После всех пережитых в немецких лагерях унижений тюрьма в Карлстаде казалась Анатолию и его товарищам санаторием. Их хорошо кормили, одели в костюмы и через неделю отвезли на машине в Багго в Бергслагене.
В начале октября 1943 года его перевели в Абборрчерн в южной Даларне. В лагере находился уполномоченный – офицер НКВД по фамилии Кипчапов (Kijpchapov).
– Все опасались сказать что-нибудь, что могло обернуться против нас. В его присутствии стояла тишина.
Анатолий Емец рассказал, что с находившимися в Швеции энкавэдэшниками по возвращению домой обращались так же, как и с остальными военнопленными.
– Может быть, это только для виду. Однако в фильтрационном лагере в Калинине они составляли отдельную группу. Я не знаю, что с ними случилось потом.
В Абборрчерне военнопленным запрещалось покидать территорию лагеря. Они должны как можно меньше общаться со шведами, соблюдать дисциплину и работать.
– Но мы всё же посещали танцы и общались местными жителями у них дома. Некоторые из нас отлынивали от работы. «Мы теперь на отдыхе» говорили они, хотя мы работали на условиях сдельной оплаты. Я и сам принадлежал к числу тех, кто работал не более необходимого.
Посольство СССР в Стокгольме, платившее интернированным жалование с двухмесячной задержкой, ежемесячно удерживало из зарплаты 90 крон на лагерные расходы. Но были и те, кто получал за работу по 500 крон в месяц.
– Когда нам были нужны деньги, мы могли подработать у крестьян. Они платили по полторы кроны в час.
Почему же после возвращения на родину никто не прислал о себе никаких вестей в Швецию?
– В Гулаге царила тотальная цензура. О том, чтобы написать оттуда письмо, не могло быть и речи.
Даже гораздо позднее, уже на относительной свободе, писать за границу было невозможно.
С мыслью о том, чтобы разыскать Эльзу, Анатолий расстался ещё задолго до того, как вышел на свободу в 1955 году. Нужно было как-то зарабатывать на хлеб. В одном из колхозов Анатолий встретил Матрёну. Дом, в котором они сейчас живут, они построили вместе в 1960 году. Многое из того, что они едят, выращивается в их собственном саду. У них есть корова, куры и несколько свиней.
Анатолий шустро показывает нам своё хозяйство, затем мы едем посмотреть на новый дом, который он строит для сына Матрёны. Однако на завершение строительства у него не хватает денег.
– Лично я не чувствую обиды на Швецию за то, что она нас выдала, – отвечает он на наш прямой вопрос. – Я понимаю, что свобода действий у шведского правительства была весьма ограничена. Я испытываю лишь глубокую признательность за ту человечность, которая там проявили к нам.
Наш переводчик заметил, что на последней странице письменного рассказа о своих самых тяжёлых годах жизни, он под своим именем приписал «раб коммунизма».
– Большая часть бед, обрушившихся на меня, была результатом коммунистического варварства. Из-за того, что меня осудили за измену родине, после освобождения я был лишён полных гражданских прав. У меня, например, не было право на образование, а моя пенсия составила лишь четверть от того, что я мог бы получать, – говорит Анатолий Емец.
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 01.04.2001
Сообщение отредактировал nisse - Суббота, 22.09.2012, 19:39
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Воскресенье, 23.09.2012, 15:56 | Сообщение # 9 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Расплата за пребывание в Швеции
Ханс Лундгрен
Перевод со шведского
5 марта 1945 года Антолий Емец вместе со своим товарищем совершил побег из подмосковного лагеря, возведённого для планировавшейся прокладки газопровода. Им на попутках удалось добраться до Москвы, а оттуда на товарнике до приграничной деревни в Карелии. В Финляндии они попросили политического убежища, однако финны выдали их советским пограничникам. В том же месяце Московский военный трибунал осудил Анатолия на 10 лет лагерей по статье об измене родине.
Из Финляндии его доставили в центральную тюрьму Петрозаводска, затем последовали печально известные ленинградские Кресты и московские Лубянка с Бутыркой. Бутырская тюрьма в то время была переполнена. Там, помимо прочих, сидели советские разведчики, обмененные на финских военнопленных. Их осудили на 10-летний срок в лагерях.
В набитой битком камере Анатолий встретил морского офицера, с которым он разговаривал на судне во время возвращения из Швеции. В последующие годы он встретит ещё нескольких человек, ранее интернированных в Швеции.
– Все вернувшиеся военнопленные были приговорены за предательство родины к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. Однако перед этим НКВД изучило все имеющиеся документы. А такие документы на каждого из нас приходили даже из шведского посольства в Москве. Мои собратья по несчастью, побывавшие в шведских лагерях, были осуждены летом 1945 года в ходе групповых судебных процессов.
Теперь Анатолий принадлежал Гулагу. В товарном поезде его отправили в Ныроб – лагерную столицу в Молотовской (Пермской) области в Сибири. Во время этой продолжительной поездки на станциях по пути следования повсюду висели лозунги и портреты «отца народа» Сталина.
– Мы познакомились с цивилизованной страной, предлагавшей своим гражданам высокие условия жизни, поэтому мы были «врагами народа». Мы должны были оплатить долг перед государством. Время, проведённое в Швеции, обошлось нам очень дорого.
Позже Анатолий бежал из Ныроба, но был пойман, после чего его отправили настолько далеко, насколько это было возможно – в место, находившееся примерно в 20 милях (шведская миля равна 10 км – прим. пер.) севернее Комсомольска. После каждого побега условия и обращение в лагерях становились всё жёстче.
– Нас подымали в шесть часов. Нужно было накормить тысячу человек. Мы ели несколькими партиями. Главное было не попасть в последнюю. Когда рабочая норма выполнялась, то выдавалось пол-литра пахнувшего рыбой супа, в котором в лучшем случае плавало несколько овсяных зёрен, и 650 г хлеба. Это был весь дневной паёк.
Бригады, состоявшие из 30 человек, начинали работу в полвосьмого утра и работали без перерывов целый день. И так всю неделю, кроме воскресения. Хотя если мы не выполняли норму, тогда и в воскресение. Каждый лагерь имел свой план. Раз в десять дней нас водили в баню и меняли нижнее бельё на свежее. Смертность в лагерях была высокой, много погибало от одних лишь несчастных случаев.
На угольных шахтах в Норильске, куда Анатолий прибыл осенью 1953 года и где работал до своего освобождения в 1955 году, заключённые гибли каждый день. Люди были расходным материалом.
– Я не могу точно сказать, как много заключённых умирало, так как нас в пределах лагерного района целенаправленно всё время перемещали.
Анатолий Емец рассказал, что самым слабым оказывали помощь, чтоб уже на следующий день они вновь вышли на работу. Лагерный врач в Комсомольске, также из заключённых, стоял у ворот и спасал таких, забирая их в лазарет.
– Я не думаю, что Александру Солженицыну удалось точно описать весь этот лагерный ад, – говорит Анатолий.
Бывало, что несколько заключённых расстреливались, только чтобы остальные ускорили темп работ. Членовредительство было способом немного отдохнуть. Оно позволяло провести десять дней в лазарете и получить увеличенную норму витаминов. Один бригадир из Чернигова отрубал себе по одному пальцу целых пять раз.
– Он сказал мне, что делал это, когда чувствовал, что иначе умрёт от истощения.
Как-то в марте 1950 года Анатолий неожиданно заметил среди заключённых одного их интернированных в Абборрчерне.
– Иван был в группе из 50 человек, которая работала в лесу неподалеку от нас. На нём была надета те же фуражка и тонкое пальто, которые он носил в Швеции. Однако я не мог окликнуть его, поскольку охранники стали бы бить меня прикладами.
Справка UNT:
В конце войны в СССР было репатриировано около 5,2 млн. военнопленных и беженцев. Два миллиона из них находились на территории Западной Европы, которая была тогда под контролем западных союзников.
Оценки, основывающиеся на доступной информации, показывают, что как минимум 300 тысяч человек было казнено, 2,5 млн. оказались в тюрьмах и трудовых лагерях. Оставшиеся 2,4 млн. были сосланы, направлены на службу в вооружённые силы или домой.
(Источник: Anders Berge, Flyktingpolitik i stormakts skugga, 1992).
Точные данные о том, сколько человек умерло в лагерях Гулага за десять лет после войны, отсутствуют, однако исследования продолжаются. Некоторое представление может дать следующие пример: из 91 тысячи немецких солдат, которые зимой 1942-43 годов были взяты в плен в сражении за Сталинград, в Германию вернулось около 6 тысяч.
(Источник: Jan Olof Olsson, 20:e århundradet, 1965)
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 01.04.2001
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Пятница, 28.09.2012, 10:41 | Сообщение # 10 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Упландские бараки для нацистов
Ханс Лундгрен
Перевод со шведского
Во время Второй мировой войны Швеция снабжала немецкие оккупационные войска в Норвегии и германскую армию на востоке жилыми бараками. В течение 1941 и 1942 годов им было поставлено тысячи барачных конструкций. Немалая их часть производилась на Леннской фабрике в Упланде.
О том, что нейтральная Швеция поставляла бараки для немецких вооружённых сил, до сих пор ничего не было известно, и появление информации об этом лишь укрепляет взгляд на шведский нейтралитет как на своего рода деловое предприятие. Швеция имела свою выгоду от войны. Так утверждает профессор истории стокгольмского Военного института Кент Сеттерберг.
К началу 1941 года Норвегия и Дания оказались оккупированными немецкими войсками. Финляндия ещё раньше подверглась нападению Советского Союза и в ходе так называемой Зимней войны 1939-1940 гг., длившейся три месяца, потерпела поражение. В Швеции была введена карточная система, фактически все годные к строевой службе мужчины получили по почте призывные повестки, во всю шло усиление обороноспособности страны.
22 июня 1941 года Германия напала на СССР. Война шла и в Северной Африке. В конце года большая часть Европы оказалась под контролем немцев. Япония атаковала США и вступила в войну на стороне Германии. Линия шведского коалиционного правительства была ясна – любой ценой избегать втягивания в военные действия. Швеция оставалась нейтральной. Финляндия же, напротив, 26 июня 1941 года объявила СССР войну.
В 1941—1942 годах Швеция поставила тысячи бараков для немецких казарм. Леннская фабрика в Упланде была одной из тех предприятий, на которых эти бараки производились. От Гулльрингена на юге и до Хольмсунда на севере располагались ещё с десяток предприятий, которые по заказу стокгольмской компании «Aktiebolaget Svenska Trähus» поставляли сборные жилые конструкции. Компания «Государственные железные дороги» через Нарвик и Хапаранду доставляла их затем немецким войскам.
— Мы не имели ни малейшего представления, куда отправлялись бараки. Что касается лично меня, то я был молод и больше думал о самой работе. Возможно, мы предполагали, что их заказывали шведские вооружённые силы, – говорит 83-летний Свен Эрикссон, который в первые годы войны работал столяром-станочником на Леннской фабрике.
Немцы разработали стандарты для изготовлявшихся конструкций, которые отправлялись войскам в Норвегии и на восточный фронт. Они поставлялись в виде готовых для сборки элементов, снабжённых плинтусами и встроенной мебелью, такой как кухонные шкафчики, койки и козлы для оружия.
– В первые годы войны на них был бешенный спрос, – вспоминает Свен Эрикссон. — Мы фактически полностью перестроили производство, начав изготавливать бараки вместо коттеджей. Рабочие сколачивали элементы конструкций прямо под открытым небом.
Благодаря этому производству появились новые рабочие места.
— Впрочем на фабрике, также как и в находящихся неподалёку Грёнсиске и Филиалене, работала одна лишь молодёжь и старики. Остальные были призваны в армию, даже наш мастер, – рассказывает Эрикссон, которому в 1941 году было 19 лет.
Готовые бараки по железной дороге доставлялись из Ленны в Упсалу, а затем далее по различным адресам. На каждый барак требовался один вагон. В ходе поставок немецким войскам в Финляндию в Хапаранде их приходилось перегружать, поскольку на финской стороне границы ширина колеи иная.
— Вероятно, эти бараки в первую очередь отправлялись в немецкую лапландскую армию, остановленную суровыми морозами, и которая, отступив, зимой 1941-1942 гг. заняла позиции у Рованиеми, – говорит Кент Сеттерберг, профессор истории стокгольмского Военного института.
В начале сентября 1944 года Финляндия заключила с СССР соглашение о прекращении военных действий. Русские потребовали, чтобы финская армия изгнала немцев из страны. Осенью 1944 года в результате так называемой Лапландской войны 50 000 финских беженцев оказалось в Турнедалене. Отступавшая в Северную Норвегию немецкая армия жгла и опустошала финскую Лапландию.
Свен Эрикссон из Ленны в то время находился возле Хапаранды. В марте 1943 года его призвали на военную службу и демобилизовали лишь в октябре 1944. Он, будучи младшим сержантом, видел, как немецкие войска жгли дома и крестьянские усадьбы на другой стороне Турнеэльвена:
— Люди бежали к нам на лодках. Иногда они вели с собой скотину. Мужчины были вне себя от злости, женщины и дети плакали, – рассказывает Свен Эрикссон 61 года спустя после этих событий.
Бараки, отправлявшиеся в Норвегию через Нарвик, очевидно, предназначались для немецких оккупационных частей в Финнмарке и Тромсе, полагает профессор истории университета Осло Уле-Кристиан Гримнес.
— Речь шла об утеплённых бараках для зимних условий. Во время войны в нашей стране находилось от 300 до 400 тысяч немецких солдат, которых нужно было как-то расквартировывать и содержать.
Немцы развернули широкое строительство аэродромов, железных дорог и укреплений, которые по большей части располагались в Северной Норвегии.
— Гитлер возводил свою Festung Norwegen («крепость Норвегия» - прим. пер.), используя для этого принудительный труд иностранных рабочих, среди которых были 100 тысяч солдат Красной Армии, взятые в плен в начале русской кампании, – рассказывает Уле-Кристиан Гримнес.
В августе 1943 года, когда поражение Германии в войне становилось всё более очевидным, Швеция приостановила транзит через свою территорию немецких поездов с отпускниками и ранеными.
— Многие считают, что тогда же полностью прекратилась и шведская торговля с немцами. На самом деле мы продолжали экспортировать шарикоподшипники, сталь, лес и многие другие товары до осени 1944 года. В конце войны особым спросом пользовался бетон, – говорит Кент Сеттерберг.
Немецкими уполномоченными по вопросам важной для наших стран торговли были доктор Вальтер и г-н Людвиг. В прошлом они были предпринимателями у себя в Германии и в годы войны выступали в качестве советников при немецком посольстве в Стокгольме. Торговый договор возобновлялся ежегодно, устанавливались определённые квоты. Во время войны в Швеции существовало что-то вроде плановой экономики. МИД и государственные торгово-промышленные комиссии занимались переговорами, а Комитет по экспортным лицензиям, Комитет по взаиморасчётам, «Государственные железные дороги», Государственное железнодорожное управление и Военный отдел – исполнением условий договоров. О содержании контрактов МИД всегда информировал прессу весьма скупо. За торговлю с Германией отвечало коалиционное правительство во главе с премьер-министром Пером-Альбином Ханссоном.
– Швеция ещё перед войной в 1939 году заключила торговые договора с обеими сторонами. Однако после нападения немцев в апреле 1940 года на Норвегию и Данию путь на запад для нашего торгового флота фактически оказался отрезанным, и, по сути, вести торговлю мы могли лишь с Германией, – говорит профессор истории Кент Сеттерберг.
Во время Второй мировой войны без активной торговли с Германией шведам бы пришлось мёрзнуть и голодать.
– Мы покупали у Германии уголь и кокс, а также продукцию машиностроения и артиллерийские орудия. К тому же торговля с Германией создавала рабочие места.
Кроме того, и расходы на оборону обходились недёшево.
— В 1943 году почти половина ВВП ушла на закупку вооружений. Однако продажа бараков для немецких оккупационных войск в братской нам Норвегии стало, конечно, сенсационным открытием, – говорит Кент Сеттерберг.
После того как в августе 1943 года был прекращён немецкий транзит через шведскую территорию, немцы предостерегли Швецию от полного прекращения торговли. Это было бы воспринято как объявление войны. По словам Сеттерберга, Гитлер и особенно Геббельс относились к Швеции с подозрением. Гитлер смотрел на Швецию как на ненадёжную страну, кишащую демократами.
— Немецкий генеральный штаб опасался в то время высадки союзников в Норвегии. Существовало также сильное раздражение тем, что Швеция отказала Германии в предоставлении торговых кредитов.
Уже в апреле 1943 года Гитлер поручил командующему немецкими силами в Норвегии генерал-полковнику фон Шеллу разработать план по захвату Швеции, если это окажется необходимым.
В Норвегии размещалось двенадцать немецких дивизий – примерно 400 тысяч человек. Парашютные части, четыре пехотные дивизии и 25-я танковая дивизия с её 400 танками должны были выделить людей для осуществления нападения на Швецию через Емтланд или Вермланд. Этот план даже послужил основой для военных учений, проведённых в Германии.
— Шелл рассчитывал захватить Швецию в течении недели. Завершиться бои должны были, согласно плану операций, между Упсалой и Стокгольмом, – рассказывает Кент Сеттерберг.
То, что Швеция могла во время войны прекратить торговлю с Германией, не является столь уж очевидным. Так считает преподавательница истории экономики в Гётеборгском университете Биргит Карлссон.
— Я сомневаюсь, что поставка бараков для немецкой военной машины может представлять какую-то проблему с моральной точки зрения. Шведское государство хотело, чтобы шведские предприятия вели торговлю с Германией, но не для того, чтобы поддерживать военную экспансию немцев, а лишь потому что экспорт был необходим, чтобы финансировать импорт немецких товаров, в которых шведское население испытывало крайнюю необходимость, и чтобы иметь возможность закупать новые вооружения.
Она считает, что было бы хуже, если бы Швеция не получала от этой торговли больших доходов:
— Ибо зачем тогда шведским предприятиям торговать во время войны с Германией, если речь не о деньгах? Тогда нужно было бы подозревать идеологические причины.
Биргит Карлссон говорит, что подобное объяснение обычно воспринимается как на оправдание торговли между Швецией и нацистской Германией.
— Я уже устала объяснять разницу между пониманием и оправданием. Но я продолжаю придерживаться того мнения, что для историка совершенно необходимо понимать и уметь объяснить то, что происходило, иначе мы никогда не сможем помешать повторению этого.
Предыстория
Швеция в 1941-1942 гг. продала немцам более 3 000 бараков (в первую очередь это были утеплённые «Polar» и «Tundra»). Они поставлялись германскому вермахту в Норвегии (38 % от общего числа), верховному командованию сухопутных войск (OKH) в Финляндии (35 %), а также в Германию (27%). Сведений о том, шла ли какая-нибудь часть поставок, осуществлявшихся через Хапаранду, в финскую армию, не обнаружено, но профессор истории Военного института Кент Сеттерберг считает это вполне вероятным.
После того как 6-я армия немцев оказалась в окружении под Сталинградом и в конце января – начале февраля 1943 года капитулировала, заказы прекратились, но в начале 1943 года в Норвегию было поставлено ещё более сотни бараков.
За бараки немцы заплатили «Svenska Trähus» в общей сложности 40,6 млн. крон. По современному курсу это примерно 690 млн. Самым оживлённым в этой торговле стал 1941 год, когда было экспортировано барачных конструкций на 25,2 млн. крон. Подавляющее большинство бараков использовались в качестве жилых помещений. Сколько проживало в них немецких солдат, точно установить невозможно. По примерной оценке, речь идёт о числе от 112 до 131 тысячи человек. Источник: SOS Handel, SCB
Справка UNT
Производством бараков для поставок их немецким войскам занимались следующие фабрики: Анкарсвикская, Баркенская, Даласогенская, Гулльрингенская, Хольмсундская, Иггесундская, Иншёнская, Корснесская, Леннская, Крамфорская и Скагерсвикская. Перед каждой поставкой фабрикам подтверждался номер заказа и так называемый «farthnummer» для перевозки.
Источник: архив Хольменской фабрики, Риксархив.
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 31.12.2005
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Пятница, 28.09.2012, 10:49 | Сообщение # 11 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Перевозчик немецких бараков
Ханс Лундгрен
Перевод со шведского
83-летний Улоф Карлесон из Упсалы во время войны принимал участие в доставке шведских бараков немцам.
Зимой 1941-1942 годов он три с половиной месяца жил в Хапаранде, работая водителем грузовика в ASG. После того как бараки прибывали по железной дороге в Хапаранду, их перегружали на машины.
— В Торнио нас снабжали необходимыми для проезда немецкими документами. В каждой машине было по два человека – это было обязательно. Один барак умещался на трёх грузовиках. В общей сложности в поставках из Куусамо в Саллу, в которых я принимал участие, было задействовано 30 грузовых машин.
Всю зиму температура не поднималась выше -30˚. Однако Улоф Карлесон и его товарищи гораздо больше опасались русских бомбардировщиков.
— Иногда они пролетали совсем близко, но как бы то ни было всё обходилось благополучно. Один раз, когда мы направлялись в Куусамо, русская бомба упала в такой близости, что пустую прицепную платформу обсыпало комьями земли.
Дороги были плохими и узкими.
— Мы ездили на трёхосной «Скании». На подъёмах было скользко, и нам часто приходилось пользоваться цепями противоскольжения.
Бараки под охраной немцев выгружали военнопленные.
— Разгрузка производилась очень аккуратно. Мы хотели, чтобы она происходила ночью, дабы снизить риск попасть под бомбёжку. Я поговорил об этом с немецким комендантом в Куусамо. Он сперва был категорически против, но затем уступил и даже угостил меня кофе с бутербродами и коньяком.
В 1942 году Улоф Карлесон вновь участвовал в поставке немцам дров, соломы и продуктов.
— В одну из последних поездок у нас в кузове было 7,5 т немецких снарядов. Мы с приятелем едва не свалились в реку с этим грузом.
В прошлом году вышла книга «Lennabanorna», изданная Музейным объединением Стокгольмско-руслагенской железной дороги. В ней утверждается, что Леннская фабрика поставляла бараки не только для немецких казарм, «но и для более неприятных мест, таких как Треблинка, Дахау и Берген-Бельзен — историческое открытие, оставляющее горький осадок на душе».
Каких-либо источников, подтверждающих это, в шведских архивах, однако, нет. UNT связалось со служащими музеев, созданных в нескольких наиболее страшных лагерях, располагавшихся на территории оккупированной Польши. Никаких документов или свидетельств, которые подтверждали бы то, что шведские бараки или древесина использовались в этих лагерях, не обнаружилось. Однако немецкие вагоны ходили по шведским железным дорогам, а шведские вагоны по дорогам на континенте. Перевозки были взаимными.
— Что перевозили шведы на поездах в Германии? Было бы, конечно, очень интересно это выяснить, – говорит Кент Сеттерберг, профессор истории стокгольмского Военного института.
Райли Карьялайнен из Гимо родилась через несколько лет после войны. Её отец Тойво, который и поныне живёт в Куусамо, осенью 1944 года принимал участие в Лапландской войне против немцев.
— Мои родители до сих пор думают, что бараки доставлялись из Германии. Я поэтому тоже так думала. Теперь я знаю, что они были шведскими. Сегодня я пыталась дозвониться до отца, чтобы рассказать ему об этом.
— Но ведь у шведов не было другого выхода. Скажи они «нет», то немцы, возможно, напали бы и на них?
Барачные поселения тянулись цепью вдоль железной дороги между Яммянсаари и Куусамо (возле русской границы):
— По словам моих родителей, они походили на большую 15-километровую деревню. Когда немцы уходили, они сожгли бараки. После войны железная дорога, построенная военнопленными, была разобрана и отправлена в Россию.
В немецкой Лапландской армии было около полумиллиона человек, включая гражданский персонал.
— Местный губернатор доносил о множестве трудностей, возникших в ходе войны из-за подобного скопления людей в данном районе, который в обычное время малонаселён, – рассказывает Кент Сеттерберг.
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 31.12.2005
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Понедельник, 08.10.2012, 13:51 | Сообщение # 12 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Они должны были стать партизанами
Ханс Лундгрен
Перевод со шведского
В ноябре 1942 года возникло подозрение, что советское посольство в Стокгольме планирует создать в Швеции русский партизанский отряд, который затем должен будет перейти на территорию Норвегии, оккупированною немцами.
Опубликованные недавно материалы до сих пор держались под грифом «совершенно секретно». За развитием событий в «русском лагере» в Багго (Бергслаген) следил секретный шведский агент и доносил о них в Главный штаб обороны.
Планы эти родились в Баггоской усадьбе в Вестманланде, которая уже полгода функционировала как лагерь для солдат Красной Армии, бежавших в Швецию из немецких лагерей в Северной Норвегии и Финляндии. Именно эти интернированные солдаты и должны были влиться в состав партизанского отряда.
В конце зимы 1943 года в Багго был направлен шведский разведчик, связанный с Управлением радиоразведки (Försvarets radioanstalt). До Службы безопасности и Главного штаба обороны дошла тревожная информация, и её было необходимо проверить. Агент, помимо прочего, попытался прослушать комнату, в которой проходили встречи служащих посольства с русским начальством лагеря. Кроме этого, он занимался в Багго отслеживанием нелегальных радиопередач, а также телефонных звонков и почтовых отправлений. Именно эти задачи ставились перед ним, согласно ранее засекреченным документам из архива СЭПО (Служба государственной безопасности Швеции – прим. пер.).
Лагерь в Багго управлялся совместно шведским и советским начальством, однако в реальности управление находилось в руках «старосты» и 6-7 политкомиссаров, которые состояли в постоянном контакте с посольством, располагавшемся в Стокгольме на улице Виллагатан.
Агент Гуннар Якобссон официально занимал должность переводчика и помощника шведского начальника лагеря. Его прислали в лагерь после изучения "недостатков, выявленных в лагере интернированных лиц в Багго интендантом государственной полиции Й. Тулином в ходе инспекций 28.12.1942 и 28.1.1943".
Советское представительство смотрело на бежавших военнопленных как на «группу, подчинённую посольству». Управление по социальным вопросам, в ведении которого находилось тогда Багго, в январе 1943 года планировало закрыть лагерь и распределить интернированных по стране, где они сами бы смогли зарабатывать себе на жизнь. Однако этому воспротивилось Министерство иностранных дел, поскольку данная мера входила в явное противоречие с пожеланиями советского посольства. С СССР необходимо было сохранять хорошие отношения, ибо в войне произошёл окончательный перелом, и Красная Армия была уже готова начать продвижение на запад.
В Главном штабе обороны и в шведском правительстве, вероятно, пришли в тревогу, когда агент в своём донесении от 22 июня 1943 года сообщил, что служащие советского посольства, которые посещали лагерь не менее двух раз в месяц, приветствовали интернированных словами «сердечный привет от советской Швеции советским братьям в Багго». Они призвали интернированных не беспокоиться из-за своего пребывания в Багго, «ибо вскоре Швеция станет советской, и мы сделаемся тут хозяевами». После же того как в одном из шкафов был найден пустой чемодан и стало ясно, что у русских есть рация, в Баггоском лагере была установлена так называемая «обезьяна» – аппаратура для радиоперехвата.
Агент писал своему контактному лицу: «В субботу вечером (18.7) я засёк мощный радиопередатчик, передававший сигналы на частоте Муталы. Возможно, это был коммерческий передатчик». Попытка агента установить подслушивающее и записывающее оборудование – микрофон, присоединённый к магнитофону со стальной лентой – не удалась. Пол на чердаке над соседним помещением с тем, в котором обычно собирались русские, был из кирпича. Не удалось спустить микрофон и через дымовую трубу, поскольку дымоход был сильно изогнут. Агент использовал различные ухищрения для сбора информации. Как-то раз он пригласил в ресторанчик двух комиссаров, но поскольку «было невозможно заказать алкоголь сверх ресторанной нормы», то осторожные и устойчивые к спиртному русские особо не откровенничали.
После того как агент заметил, что один из комиссаров остался неравнодушен к его девушке, навестившей его в лагере, он попытался устроить её на работу в лагерную контору. Однако Управление по социальным вопросам отклонило это предложение с той формулировкой, что «русское посольство могло бы посчитать её приём на работу попыткой со стороны руководства лагеря вести шпионаж за его внутренними делами». Тогда агент завербовал информатора среди самих русских. Тот, помимо прочего, сообщил, что на закрытой встрече была сформирована группа из 15 надёжных человек, которые «должны были незаметно ликвидировать» тех интернированных, кто на лесозаготовках зарабатывал недостаточно, чтобы иметь возможность оплатить посольству своё содержание в лагере.
Никто в Багго ликвидирован не был, однако советское руководство проявляло поразительно мало уважения к шведским законам. Так, например, когда одним субботним вечером трое русских подрались на дороге с несколькими местными жителями и полиция хотела устроить допрос в Багго, комиссары натравили на полицейского интернированных, которые угрожали убить его, если он тотчас же не уберётся вон. Было ясно, что в противном случае всё это могло плохо закончиться для шведского персонала лагеря.
21 мая 1943 года агент писал, что его информатор "твёрдо уверен, что если бы не активная пропаганда и давление на лагерных русских со стороны посольства в Стокгольме, то большинство уже давно бы отреклись от былых убеждений, однако посольство имеет возможность оказывать как экономическое, так и политическое давление на интернированных, что происходит напрямую во время визитов посольских служащих и при посредничестве благонадёжных товарищей». Угрозы и более серьёзные меры воздействия посольство осуществляло через этих благонадёжных товарищей, «которых убедили в том, что посольство защитит их, даже если их приговорят к тюремному заключению».
После одного из посещений посольскими служащими несколько русских зажали в угол одного своего колеблющегося товарища и угрожали ему с топором в руках.
«Тот, у которого был топор, относился к узкому кругу благонадёжных русских. Лично на меня он произвёл впечатление чрезвычайно хитрого человека», – сообщал агент.
Источники: документы из архивов СЭПО и военной разведывательной службы.
Справка UNT:
Пока происходили эти события в Багго, немцы вели осаду Сталинграда. Ещё до Сталинграда они уже дважды терпели поражение: в декабре 1941 года, когда немецкое наступление было остановлено под Москвой, и в танковом сражении против англичан при Эль-Аламейне осенью 1942 года. Однако в конце 1942 года немцы всё ещё вели наступление в России и удерживали за собой весь европейский континент. 19 ноября 1942 года под Сталинградом совершенно неожиданно для немцев началось советское контрнаступление. Три дня спустя 6-я армия немцев, состоявшая из более чем четверти миллиона человек, была окружена, и после того как Гитлер запретил предпринимать попытки к прорыву и отступлению, войска в «крепости Сталинград», павшей 31 января 1943 года, были окончательно потеряны.
Сталинград положил начало новому этапу. Гитлеровская Германия начала проигрывать войну.
Источник: 20:e århundradet, Jan Olof Olsson.
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 21.04.2001
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Понедельник, 08.10.2012, 13:55 | Сообщение # 13 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
"Ещё один кусочек мозаики"
Ханс Лундгрен
Перевод со шведского
Исследователь и преподаватель стокгольмского Военного института Кент Сеттерберг считает информацию UNT о планах советских партизан в Норвегии весьма любопытной:
– Это, так сказать, ещё один кусочек мозаики. Однако для сравнения нам не хватает материалов из российских архивов.
Были ли эти планы реалистичными?
– По имеющимся фактам это сложно сказать. Полагаю, что советское посольство предполагало отправить партизан в норвежский Финнмарк. Вопрос в том, насколько были обучены и какой опыт имели русские солдаты, содержавшиеся в Швеции, для ведения войны в зимних условиях. Возможно, что советское посольство взяло за пример то обучение, которое в Швеции проводилось с норвежскими беженцами под видом подготовки полицейских.
Однако на рубеже 1942-1943 годов советских солдат в стране было не так уж много.
– Пролагаю, что к шведскому правительству никто не обращался с просьбой о разрешении проводить на шведской земле обучение войне в полярных условиях.
Какой смысл был в отправке партизанского отряда в Норвегию?
– Этот метод успешно использовался в некоторых странах восточной и центральной Европы, чтобы заложить основу для создания после войны правительств народного фронта.
В это время всё было возможно – никто не знал, как будут развиваться военные события далее.
– Посольские служащие во время своих посещений Багго делали удивительные заявления о советской Швеции, но это вполне объяснимо. Они тогда считали, что их система лучше капиталистической.
Солдаты, находившиеся в Швеции, были авангардом, ударной силой того, что должно было затем произойти.
Понятно, что шведское правительство не хотело, чтобы они оставались в стране, равно как и чтобы партизанили в Норвегии, считает Кент Сеттерберг. Советское представительство, должно быть, поняло, что шведские власти присматривают за его деятельностью.
– Действия посольства часто были топорными, а требования категоричными, но посредством их проверялась самостоятельность шведского правительства в принятии решений и его твёрдость.
Трагедия заключалась в том, что те советские солдаты, которые хотели остаться в Швеции, не смогли этого сделать. Большинство из них погибло после репатриации.
– Для чего их можно было использовать решалось, исходя из их возраста и навыков. Больше шансов было у молодых. Большинство пожилых было отправлены в Сибирь.
После войны СССР заключил со Швецией важные торговые соглашения, и вопреки международному праву Швеция выдала ему несколько тысяч немецких солдат и прибалтов, оказавшихся на её территории в немецкой форме.
Кент Сеттерберг напомнил, что норвежское правительство в изгнании и посольство Норвегии в Стокгольме осенью 1944 года положительно относилось к тому, чтобы Красная Армия освободила Финнмарк до определённой границы. Немцы отступили к Нарвику, где оставались до конца войны.
– Чтобы отметить эту границу, туда были переброшены обученные в Швеции норвежские силы. Русские остановились на ней и позднее выполнили соглашение о выводе своих войск из Норвегии.
Если бы Швеция в начале 1943 года дала согласие на создание партизанского отряда, могло бы это втянуть нас в войну?
– Нет, не думаю. Немцы, несомненно, восприняли бы это как провокацию, но для захвата Швеции потребовались бы военные силы, которых у Германии в последние годы войны уже не было. К тому же, это связало бы в Скандинавии крупные силы немцев.
А не могло ли это входить в советские планы?
– Возможно. Но я не очень верю, что русские на это рассчитывали. Думаю, они скорее видели в партизанах возможность укрепить связи с норвежскими коммунистами и усилить своё влияние на них, а, возможно, также содействовать переходу после войны власти в Норвегии и Швеции к коммунистам.
Как подчёркивает Кент Сеттерберг, Швеция на протяжении большей части войны находилась в безнадёжном со стратегической точки зрения положении. У западных держав были минимальные шансы нам помочь. Они рассматривали Скандинавию и Балтийское море как немецко-советскую сферу интересов. По мнению Сеттерберга, большой риск втягивания Швеции в войну возник бы, если бы союзники решили высадиться в Норвегии, как это долго время полагал Гитлер.
- Тогда бы соглашение о транзите стало бы бесполезным, и немцы наверняка бы напали на нас.
Справка UNT:
Поздней зимой 1942 года через шведскую границу перешли первые советские солдаты. Они были в плену у немцев, но сумели бежать из лагерей в Северной Норвегии и Финляндии. До конца войны и через некоторое время по её окончанию в нашу страну прибыло в общей сложности около 2500 советских солдат. Их интернировали и размещали в шести крупных лагерях – Багго, Баггбруне, Крампене/Уттерсберге, Абборчерне (Бергслаген), Лиссме (Худинге) и Бюринге к югу от Стренгнеса, – а также в двух меньших по размеру временных лагерях в Стурврете и Йервсё.
С октября 1944 и до конца 1945 года около 2250 из них тайно были отправлены обратно в СССР. Речь здесь не шла о добровольной «репатриации», хотя некоторые солдаты и хотели вернуться на родину. В письме от 25 сентября 2000 года, направленном из правительственной канцелярии Юнгве Гуннарссону из Кольсвы, был использован термин «выдача» русских солдат. Гуннарссон перед этим пригласил Йёрана Перссона зажечь в честь русских свечу у памятного камня, но премьер-министр отклонил это предложение.
Между тем, советских граждан было выдано гораздо больше, и большинство из них было гражданскими лицами. Русский историк Б.Х.Земсков (так в тексте, должно быть В. Н. Земсков – прим. пер.) по данным российских архивов говорит о 3183 лицах, отправленных из Швеции 1 марта 1946 года. Последний «русский» лагерь – в Лиссме – был закрыт лишь осенью 1946 года. Согласно тем документам, с которыми UNT ознакомилось в архиве СЭПО, среди выданных были также прибалты и ингерманландцы.
В декабре 1945 года из Швеции в Советский Союз было отправлено 2372 немецких солдата, сражавшихся на восточном фронте и сумевших перебраться к нам. В январе 1946 года Швеция выдала СССР 146 прибалтов, служивших в «Ваффен СС». В Швеции наиболее горячие споры вызвала выдача граждан прибалтийских государств.
Источники:
* История СССР, № 4, 1990.
* Curt Ekholm, Balt- och tyskutlämningen 1945-1946.
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 21.04.2001
Сообщение отредактировал nisse - Понедельник, 08.10.2012, 13:56
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Понедельник, 08.10.2012, 17:58 | Сообщение # 14 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Секретные документы
Ханс Лундгрен
Перевод со шведского
С северной стороны Баггоской усадьбы рядом с тёмными водами Хедстрёммена сохранились остатки каменного погребка от так называемого «Парохода» – когда-то двухэтажной жилой пристройки имения. Данное название она получила из-за своей близости к реке. 2 декабря 1942 года страшный пожар полностью уничтожил «Пароход».
В архивах военной разведки и СЭПО можно ознакомиться с 41-страничным донесением о пожаре. В нём сообщается также о тайной встрече, произошедшей 22 ноября в усадьбе в комнате старосты Фёдора Савицкого. На этой встрече, которую частично подслушал один из интернированных, присутствовали лагерные комиссары, и.о. поверенного в делах СССР в Швеции и ещё несколько посольских служащих. Речь шла о плане, осуществление которого позволило бы солдатам вновь начать вооружённую борьбу. Через пять-шесть недель они должны были отправиться в качестве партизан в Норвегию, ибо, по словам представителя посольства, «у них достаточно оружия и боеприпасов». Проявивших отвагу и находчивость надлежало наградить. Было ясно, что посольские служащие теперь станут чаще навещать Багго.
Интернированный сообщил эти сведения шведскому начальнику лагеря. Начальник заподозрил, что чиновники посольства в ходе своих участившихся визитов начнут теперь привозить с собой оружие.
Спустя несколько часов на пятерых «предателей» напали в их постелях, что было сделано, вероятно, по приказу посольских служащих. Их почти нагими вышвырнули из жилого помещения, и им пришлось всю ночь провести в лесу. Шведский начальник лагеря тотчас же составил донесение о произошедшем. Через десять дней «Пароход», где жило 23 русских, сгорел. Пожар начался в комнате № 15 на первом этаже, когда солдаты были на обеде в усадьбе. Позднее некоторые из русских жаловались, что «сгорели все бумаги». То есть добычей пламени стали карты, чертежи и схемы, при помощи которых, согласно полученным сведениям, предполагалось организовать партизанский отряд в Норвегии?
Причину возгорания точно установить не удалось. Полиция, однако, не исключала преднамеренного поджога. По другой версии, над камином, вопреки инструкциям, была повешена для просушки спецовка, которая упала и загорелась. Как бы то ни было 25-27 декабря во время посещения Багго советником посольства Михаилом Ветровым и атташе Григорием Петуховым в комнате старосты Савицкого вновь состоялось собрание в тесном кругу.
При посещении Петуховым лагеря 10 и 11 января 1943 года «в последний из упомянутых дней в комнате Савицкого имело место собрание, продолжавшееся с утра до вечера и прерывавшаяся лишь для приёма пищи». Когда поздно вечером шведский начальник лагеря постучал в запертую дверь Савицкого и попросил компанию прервать встречу, то заметил, что «запершиеся в комнате спрятали какие-то бумаги». Дискуссия, однако, продолжалась ещё долго.
В донесении Службы безопасности сообщается о насилии и преследованиях в отношении неблагонадёжных товарищей, о загадочной анонимной посылке для русских, в которой находился комплект шведской военной формы и шинель; о контактах между советским лагерным начальством и шведскими коммунистами, а также о снабжении интернированных советским паспортами и риске распространения советских провокаторов из лагеря по всей стране.
Главный штаб обороны был обеспокоен тем, в каких целях могли быть использованы несколько тысяч советских солдат, находившиеся в стране. Лейтенант Хульгрен сформулировал эту обеспокоенность в промемории, датированной 12 сентября 1944 года, указав на возможность «военной организации находящихся в Швеции русских беженцев и использования их в конфликте между Швецией и СССР».
Месяц спустя первая партия в 900 солдат была отправлена из порта Евле в Советский Союз.
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 21.04.2001
Сообщение отредактировал nisse - Понедельник, 08.10.2012, 17:59
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Пятница, 12.10.2012, 14:19 | Сообщение # 15 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Тайная выдача
Ханс Лундгрен.
Перевод со шведского.
9 октября 1944 года, фабричный посёлок Шиннскаттеберг в северном Вестманланде. Вечером того понедельника официантка Рагнхильд Андерссон, муж которой служил в армии, направилась на станцию, чтобы отправить ему письмо.
– Ещё издали я увидела, что вокруг большого костра у болотца, где ныне пожарная станция, столпилось много народа. Там и возле станционного домика стояли полицейские. Один из них спросил меня «что, тоже пришли попрощаться?» Так я узнала, что русских отправляют на поезде домой.
Рагнхильд Андерссон сопроводили до почтового ящика. На перроне она заметила ещё нескольких полицейских. Затем она отправилась к своим родителям, чтобы рассказать о происходящем, а вечером вместе с братом вновь пришла на станцию.
– У русских было много друзей в округе. Но теперь царило какое-то зловещее настроение. Костёр и сгрудившиеся вокруг него люди производили жутковатое впечатление.
– Около одиннадцати часов мы с братом вернулись домой. Поезд, который должен был забрать русских, к этому моменту всё ещё не пришёл, – рассказывает Рагнхильд Андерссон, которой сейчас 89 лет.
То, чему в этот вечер она вместе с прочими местными жителями стала свидетелем, было крупнейшей в ходе Второй мировой войны репатриацией из Швеции интернированных иностранных солдат.
55 лет тому назад за несколько дней в Советский Союз было отправлено в общей сложности 900 советских граждан, служивших в Красной Армии и оказавшихся в плену в результате немецких наступлений 1941-1942 годов. Их рабский труд использовали в Норвегии, Финляндии и Восточной Германии, однако им удалось бежать. В одиночку или группами они сумели добраться до нейтральной Швеции.
Отправка русских проходила в глубочайшей тайне. Действовавшее во время войны Государственное информационное управление запретило прессе писать об этом событии и делать фотографии. Около 490 русских прибыло из лагерей в Багго, Баггбруне и Крампене-Уттерсберге, располагавшихся в Шиннскаттебергской коммуне. Остальные доставлялись из других русских лагерей: Лиссмы в Худинге, Бюринге возле Стренгнеса и Аборрчерна около Лудвики. На поезде их отвезли в Евле и несколько дней спустя, а именно в среду 11 октября, на пароходах «Эрнен» и «Варго», принадлежавших компании «Свеа», переправили в Турку, где они были переданы советским властям.
Юн Мартин Карлссон из Баггбруна водил знакомство с несколькими русскими. Его отец занимался ремонтом старых велосипедов, а для русских они, ещё больше, нежели для местных жителей, были вопросом статуса. За те 29 месяцев, что лагеря действовали в окрестностях, Юн Мартин выучился говорить и писать по-русски. Многие русские также неплохо овладели шведским языком.
Вечером 9 октября 1944 года Юн Мартин Карлссон на велосипеде отправился вместе с родителями на станцию в Шиннскаттеберг, лежавшую в восьми километрах от них. Лишь в два часа ночи русские из бергслагенских лагерей погрузились в поезд, и он тронулся в направлении на север. После этого большинство местных жителей также покинули станцию.
Ещё ранее, вечером понедельника, около 330 русских из лагеря в Крампене и располагавшегося рядом с ним Уттебергского имения сели в поезд на станции Крампен. И здесь также многие жители пришли попрощаться с ними. Шесть первых вагонов третьего класса были предназначены для заключённых Крампена, а вагоны № 8 и 12 для тех, кто прибыл из Багго и Баггбруна. Друг от друга их отделял вагон № 7 второго класса, который был забронирован за «сотрудниками», то есть гражданским персоналом советского посольства, находившимся при Крампене и Шиннскаттеберге.
Русских из лагерей в Багго и Баггбруне ещё во второй половине дня на автобусах доставили в Шиннскаттеберг. Там, как и в Крампене, на станции с утра стояли товарные вагоны, куда возвращающиеся домой погрузили свои вещи, среди которых было множество велосипедов.
Отправка прошла спокойно. Пассажирские вагоны ещё в Крампене заперли снаружи, чтобы исключить возможность побега. Лишь некоторые окна в купе можно было немного приоткрывать. После Шиннскаттеберга состав до пункта назначения – гавани Евле – сделал лишь одну десятиминутную остановку на станции Евле Северное.
Многие из русских, которых в ночь на 10 октября 1944 года посадили в поезд, часто бывали в доме родителей Юна Мартина Карлссона. Когда поезд тронулся, один из лучших друзей Юна Мартина украинец Николай Иванович Литвин крикнул ему через окно купе «Юн! Мы больше никогда не увидимся! Никогда!»
Эти слова оказались пророческими. Юн Мартин и другие местные жители, которые обещали своим русским друзьям поддерживать с ними связь, так больше никогда и не получили от них никаких известий.
– Они словно сквозь землю провалились, – говорит 72-летний Юн Мартин Карлссон.
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 21.04.2001
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Пятница, 12.10.2012, 17:07 | Сообщение # 16 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Советские лагеря
Ханс Лундгрен.
Перевод со шведского.
Осенью 1944 года Москва потребовала репатриации около 34 тысяч находившихся в Швеции советских граждан. Примерно 30 тысяч из них были штатскими лицами из Прибалтики. Остальные по большей части являлись солдатами Красной Армии, бежавшими из немецких лагерей в Норвегии, Финляндии и Германии. Имелась также большая группа говорящих на финно-угорском языке ингерманландцев, в том числе и из гражданских.
С прибалтийскими и советскими беженцами обращались по-разному. Почти все прибалты (за исключением тех 150, которые попали в страну в конце войны в немецкой форме) получили вскоре после прибытия разрешение на работу и были интегрированы в шведское общество. Советские же граждане содержались в лагерях. В начале войны шведское правительство под давлением Берлина шло ему на уступки, но теперь оно было склонно к поддержанию хороших отношений с Кремлём.
Москва ещё весной 1942 года потребовала, чтобы шведское правительство предоставило данные обо всех находящихся в стране советских беженцах и тотчас же сообщало о новоприбывших. Беженцы должны были доставляться в лагеря, которые обслуживались советским персоналом. Москва надеялась даже организовать отлов бежавших из плена. Служащие стокгольмского посольства должны были разъезжать по стране и отыскивать беглецов, однако шведское правительство отклонило данное предложение.
Первый русский лагерь был открыт в мае 1942 года в Баггоском имении в северном Вермланде. Однако договориться с Москвой о том, какое устройство будут иметь лагеря в дальнейшем, правительство смогло лишь в сентябре 1943 года. Выходом стало совместное шведско-советское руководство лагерями, которые после этого стали открываться в различных частях Средней Швеции. Договор фактически предоставлял советским властям право на ведение среди беженцев политической пропаганды. Лагеря стали своего рода советскими анклавами в народном доме (политический термин, который в 1928 г. впервые использовал П.А.Ханссон, описывая общество, к которому стремилась шведская социал-демократия – прим. пер.), в которых можно было постоянно нарушать шведское законодательство.
Русское лагерное руководство состояло из нескольких комиссаров и начальника лагеря – «уполномоченного», назначаемого посольством. Так в лагере в Багго советское начальство в декабре 1943 года состояло из восьми человек (т.е. из 10% всех содержавшихся там), которые несли ответственность за его внутренний режим. Согласно монографии историка Андерса Берге «Политика в отношении беженцев под тенью великих держав», посольству было предоставлено право заботиться об удовлетворении «общекультурных потребностей» интернированных.
За интернированными был установлен контроль, об оппозиционных настроениях незамедлительно информировалось посольство в Стокгольме. Уполномоченным дозволялось свободно передвигаться между лагерем и посольством. Нарушители внутреннего распорядка, согласно договору, должны были отвечать перед консульским отделом посольства. Были составлены списки неблагонадёжных, интернированным запрещалось слушать радио и устраивать богослужения. Если подобное всё же происходило, то это расценивалось как антисоветская пропаганда. Выплачиваемое жалование могло быть конфисковано в пользу советского государства. Имели место случаи грубого обращения с военнопленными.
Шведское лагерное начальство не располагало достаточными возможностями, чтобы защитить интернированных, сопротивляющихся общей линии.
«Эксцессов, подобных тем, которые происходили в полностью подконтрольных советским властям лагерях во Франции, Швеция сумела избежать, хотя, как минимум, одно убийство, совершенное, видимо, по политическим мотивам, всё же произошло», – пишет Андерс Берге.
Оно случилось в лагере в Лиссме. Советское посольство посчитало это убийство «чисто внутренним делом» и взяло убийцу под свою защиту.
На бараках в Крампене имелось изображение серпа и молота, над лагерем в Лиссме поднимался советский флаг. Регулярно происходили демонстрации пропагандистских фильмов. Когда на экране появлялся Сталин, все вытягивались по стойке «смирно». Служащие стокгольмского посольства посещали лагеря в среднем пару раз в месяц и имели закрытые встречи с интернированными, на которые шведское лагерное начальство не допускались.
Несмотря на то, что шведское руководство лагерей старалось препятствовать побегам, некоторым интернированным всё же удавалось бежать. Бежавшим было позволено поселиться в других местах, и они, равно как и большинство ингерманландцев, впоследствии смогли остаться в Швеции. Так, например, в 1944 году в Виттринге находилось семеро русских. Они работали на кирпичном заводике и жили непосредственно в посёлке.
Беглецы, естественно, крайне раздражали советское посольство. «Советское представительство потребовало сослать мелкого землевладельца, принявшего беглецов из лагеря в Лиссме, в другую часть Швеции, поскольку он поступил враждебно по отношению к российскому государству», – пишет историк Кент Ульссон в своей статье о лагерях, опубликованной в журнале «Популер Хистуриа».
В сентябре 1944 года Финляндия подписала с Советским Союзом договор о перемирии. В октябре и ноябре домой в строгой тайне было отправлено почти 1100 советских граждан, то есть все, кто на 1 октября находился в «русских» лагерях (тогда же был введён официальный запрет на побеги), а также бежавшие после этой даты. Задача по поимке беглецов была возложена на шведскую полицию. В директиве Комиссии по делам иностранцев, которая была направлена в полицию перед октябрьской репатриацией, говорилось: «Высылка русских осуществляется в тайне. Постарайтесь как можно скорее изловить их».
В декабре 1944 года в Швеции всё ещё оставалось около 1500 советских беженцев. 1100 из них были финноговорящими ингерманландцами. Из Финляндии и Норвегии прибывали всё новые беженцы. Москва требовала предоставления именных списков и данных о месте пребывания каждого отдельного беженца. С ними должны были встретиться представители советской репатриационной комиссии и заставить их вернуться на родину.
Правительство предоставило данные в общей сложности о 784 лицах. 15 членов репатриационной комиссии в течение 1945 года разъезжали по Швеции и с помощью угроз и дезинформации сумели заставить многих из них подписать обязательство «добровольно» вернуться на родину.
Справка UNT:
Во время Второй мировой войны в Швеции располагалось восемь лагерей для беглых советских военнопленных. В мае 1942 года открылся первый «русский лагерь» в Баггоском имении в одной миле к северу от Шиннскаттеберга в Бергслагене. Позднее заработали ещё три лагеря в северном Вермланде – Баггбрун (пансионат «Удден»), барачный лагерь «Крампен» и небольшое учреждение в Уттерсберге, находившееся в полумиле к востоку от Крампена, – усадьба Лиссма в Худдинге, Стурврета – к северу от Упсалы, Абборрчерн – в южной Даларне и Йервсё – в Хельсингланде.
Лагеря были относительно открытыми учреждениями, но для поездок за пределы полицейского округа требовалось разрешение. Общей чертой для всех лагерей было то, что они располагались рядом с железной дорогой или на небольшом расстоянии от неё. Так же было и с восьмым лагерем у станции Бюринге к югу от Стренгнеса, который, однако, несколько отличался от остальных. В нём проживали 164 советских моряка, прибывших в Швецию из Эстонии осенью 1941 года, когда их суда оказались отрезанными от главных советских сил. Впоследствии его разделили на лагерь «A», в котором содержалось большинство моряков, и лагерь «B» для 34 «оппозиционеров». Последним в качестве исключения было позволено остаться в Швеции.
Оригинал публикации: Upsala Nya Tidning.
Опубликовано: 21.04.2001
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Вторник, 16.10.2012, 14:00 | Сообщение # 17 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Финское жизненное пространство
Хенрик Арнстад
Перевод со шведского.
Участие Финляндии в войне против Советского Союза имело множество сомнительных сторон, о которых следующие поколения говорят в полголоса: этнические чистки в Карелии, высокая смертность среди русских военнопленных и амбициозные планы создания новой Великой Финляндии.
Во вторник 8 июля 1941 года перед вступлением в Восточную Карелию финский главнокомандующий Густав Маннергейм издал следующий приказ: «С восточнокарельским населением следует обращаться по-дружески, но с осмотрительностью. Русское население надлежит задерживать и направлять в концентрационные лагеря». Обращает на себя внимание то, что речь тут не о военнопленных, а о гражданском населении. Кроме того, стоит также отметить, что в нём говорится не о выявлении благонадёжных и неблагонадёжных лиц, а фактически об этнической чистке. Карелов, которые с расовой точки зрения считались тем же «племенем», что и финны, следовало отделять от русских.
Это происходило на фоне того, что демократическая Финляндия летом 1941 года вступила в союз с нацистской Германией для участия в массированном нападении на Советский Союз – операции «Барбаросса». Гитлер назвал нападение «войной на уничтожение», завоевательной войной против «недочеловеков» с востока. Все понятия о военной чести были отброшены, надлежало реализовать центральную идею нацизма о lebensraum (жизненном пространстве). Выживание западноевропейской демократии, представленной Великобританией, зависело от способности Красной Армии сдержать удар. Поэтому союз демократической Финляндии с немцами может показаться парадоксальным.
В романе писателя Вяйнё Линны «Неизвестный солдат» финский офицер следующим образом оправдывает нападение: «Наша судьба связана с успехом Германии. И поэтому нам придётся сделать всё возможное ради этого успеха. Как это ни странно кажется на первый взгляд из-за нашей привычки считать Францию и Англию нашими друзьями, в действительности-то они наши злейшие враги. Их поражение – это победа Германии, а победа Германии – наша победа».
Союзу с немцами предшествовало советское нападение в 1939 году и Зимняя война. Финляндия утратила часть своей территории, сотни тысяч финнов стали беженцами. Когда нацистская Германия предложила участие в крупномасштабной войне, ни Густав Маннергейм, ни Ристо Рюти не стали колебаться. Вместо этого президент поручил двум академикам (географу Вяйнё Ауеру и историку Эйно Ютиккалле) разработать планы создания будущей Великой Финляндии, восточная граница которой, по самым смелым мечтаниям, должна была проходить по Уральским горам. Перед началом операции «Барбаросса» труд академиков был издан в Хельсинки немецким издательством «Альфред Метцнер Ферлаг». Его идейная связь с нацизмом следует уже из самого названия – «Finnlands lebensraum» («Финское жизненное пространство»).
Несколько месяцев спустя после приказа Маннергейма о создании концлагерей захват Восточной Карелии стал свершившимся фактом. Её столица Петрозаводск сменила название на финское – Яянислинна. Активно возводились лагеря, русское население сгонялось в них с помощью насилия и запугиваний. Пережившему их Алексею Антонову в 1941 году было пять лет. В интервью он рассказал:
«Спасаясь от боёв, мы вместе со многими другими семьями бежали в лес. Моя семья состояла из меня, моего старшего брата, моей мамы, тогда беременной, и отчима. Когда финские войска обнаружили нам, то отправили в Петрозаводск, где моего отчима поместили в лагерь. Мы же нашли жильё в городе, но обстановка для нас была весьма неблагоприятной. Как-то к нам ворвалась группа финских солдат. Они ничего нам не сделали, но мама была так напугана, что забрала нас к отчиму в лагерь».
Всё это походило на описания с немецкого участка фронта. Так, например, журналист «Авфтонбладет» Фриц Л. Лённегрен, в ходе репортёрской поездки в Литву в августе 1941 года сообщал: «Евреи здесь, как и в других местах, навлекли на себя ненависть местного населения. В подобной ситуации в интересах самих же евреев держаться вместе. Им запрещено покидать гетто без разрешения, и никому без особого дозволения нельзя их навещать. Здесь создан закрытый еврейский мир».
Другая важная европейская союзница нацистской Германии фашистская Италия также возводила похожие на гетто концентрационный лагеря, в том числе и в оккупированной Греции. Страны Оси находились в завоевательной фазе, и мысль о создании концлагерей – как это было и в ходе гражданской войны в Финляндии в 1918 году – стала всеобщей. Финляндия поместила в свои лагеря примерно 24 тысячи гражданских лиц. Алексей Антонов вспоминает, что там было голодно и холодно, из лагеря постоянно уносили тела умерших.
«У нас почти не было одежды, а зима было очень холодной. Мы голодали. Мне удавалось иногда делать подкопы под оградой и выбираться наружу, чтобы поклянчить еды у финнов. Иногда это удавалось, и тогда я приносил обратно немного поесть. В июне 1942 года в лагере родился мой младший брат».
Таким образом, Финляндия создавала не полностью изолированные лагеря. Однако смертность в них была очень высокой. Согласно данным Государственного архива Финляндии, в концлагере в Яянислинне умер, как минимум, 4361 узник. Однако число умерших может составлять, на самом деле, 8000 человек. Это значит, что уровень смертности находился между 18 и 33 %. И умирали, прежде всего, дети. Наибольшее число смертей приходилась на возраст до 14 лет.
Вопрос в том, почему умирало так много людей? Обычно это объясняется голодом, поскольку снабжение продовольствием было скудным, а в отличие от карелов («свободного населения») рацион здесь не мог дополняться тем, что выращивалось на собственном огороде. Второй причиной были болезни. Похоже, здесь не было речи об активном геноциде в стиле немецкого Холокоста. С другой стороны, если оккупационные власти заключали в концентрационные лагеря гражданских лиц, в том числе и детей, то они были обязаны обращаться с ними в достаточной мере хорошо, чтобы они хотя бы могли выжить.
Ещё хуже ситуация обстояла с советскими военнослужащими, попавшими в плен к финской армии. Из 64 400 военнопленных в финском плену умерло 19 085, что составляет около 30 %. Если сравнивать соответствующую статистику во время Зимней войны, то получаем цифру в чуть более двух процентов. До сих пор имеется тенденция объяснять эту разницу всеобщим продовольственным дефицитом в 1941 году, однако подобное объяснение не выдерживает критики, так как чем более «русскими» были военнопленные, тем выше были цифры смертности. Кроме того, необычно много советских военнопленных – около 1000 – было застрелено финскими солдатами. И тут объяснения – лишь теории (среди прочего, говорят о «ненависти к русским»).
Фундаментального понимания, насколько далеко простиралось в 1941 году общая финско-немецкая идеология войны на уничтожение, нет. Но хочется надеяться, что ситуация с этим вскоре изменится. Группа учёных проводит сейчас в финском Государственном архиве изучение военных преступлений, вызывающее в Финляндии весьма неоднозначную реакцию. Исследованием руководит Ларс Вестерлунд. Работа идёт сложно, и не в малой степени из-за того, что российские (так в тексте – прим. перевод.) власти часто не желают оказывать содействие. Результаты новых исследований идут в разрез с финским национализмом, для которого воинские подвиги финнов в XX веке являются источником гордости. Любые упоминания о финских военных преступлениях – в первую очередь периода союза с нацистской Германией – рискуют потонуть в критике, разногласиях и оскорблениях (прежде всего, в форме обвинений в сталинизме).
После 1942 года ситуация в финских концлагерях значительно улучшилась, и массовая смертность прекратилась. Финляндия даже перестала называть лагеря «концентрационными». Одновременно немецкий Холокост вступил в свою промышленную стадию. Финляндия и Германия разошлись в вопросе войны на уничтожение. Финляндия, конечно же, продолжала сражаться вместе с Германией даже после того, как в 1942 году стало известно о масштабе Холокоста. Лишь в 1944 году, гораздо позднее перелома войны под Сталинградом, финны прекратили борьбу и выступили против своих немецких собратьев по оружию.
Перед операцией «Барбаросса» многие западные демократии утешали себя мыслью, что лучше уж Гитлер, нежели Сталин, но это было ошибкой. Главный редактор «Дагенс Нюхетер» Стен Дельгрен сказал в 1940 году о войне немцев с Великобританией: «Можно сколь угодно отрицательно относиться к нацизму, но в этой войне следует желать Германии победы, чтобы она спасла нас от большевизма». Профессор истории Гуннар Оселиус пишет, что война в это время представлялась «для небольших государств в Северной Европе как выбор между Гитлером и Сталиным, и в июне 1941 году на Сталина всё ещё смотрели как на европейского диктатора, которому удалось убить гораздо больше людей, нежели кому-либо ещё. У Гитлера же самый страшные злодеяния были ещё впереди». После нападения Германии в 1941 году на Советский Союз шведское правительство также отступило от политики нейтралитета, разрешив транзитный провоз по шведским железным дорогам 163-й пехотной дивизии немцев, которая должна была поступить в подчинение Маннергейма.
Однако тогдашний страх перед необходимостью выбора между Сталиным и Гитлером не может объяснить действия Финляндии в 1941 году по нескольким основным пунктам: 1. концентрационным лагерям и массовой гибели гражданского населения, 2. массовой гибели советских военнопленных, 3. проведения в жизнь идей о «финском жизненном пространстве». По крайней мере последний пункт с его «Finnlands lebensraum» доказывает идеологическое влияние нацистской Германии на демократическую Финляндию. Особенно это заметно в предисловии, где цитируется Адольф Гитлер, слова которого должны были придать легитимности существованию будущей Великой Финляндии.
Данное произведение указывает также на наличие политической составляющей альянса между меленькой страной на севере и могучей великой державой. Её заказчиком был президент и либерал Ристо Рюти, а также председатель финского сейма Вяйнё Хаккила. Последний даже использовал понятие «lebensraum» в своей речи по радио, касавшейся совместной войны с Германией: «Сейчас мы со спокойствием и с трезвым политическим расчётом создаём своими силами то жизненное пространство, которого был лишён наш народ».
Если резюмировать настроения в Финляндии в 1941 году, то никто в стране не желал свержения демократической формы правления и введения нацистской диктатуры. Напротив, вышеприведённые примеры показывают, что демократия с её либеральными и социал-демократическими принципами прекрасно сочеталась с нацистской идеологией войны на уничтожение. И модель «лучше Гитлер, чем Сталин» всего здесь не объясняет. Исследования должны продолжаться.
Оригинал публикации: Dagens Nyheter.
Опубликовано: 10.09.2008
Сообщение отредактировал nisse - Вторник, 16.10.2012, 14:02
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Пятница, 19.10.2012, 10:37 | Сообщение # 18 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Финская ложь о нацизме
Хенрик Арнстад.
Перевод со шведского.
Министерству иностранных дел Финляндии следует изучить начальный курс истории. «61 год спустя после завершения войны Финляндия всё ещё отрицает наличие тесного военного союза с нацистской Германией», – пишет историк Хенрик Арнстад, чья книга о Второй мировой войне подверглась жёсткой критики финского премьер-министра Пертти Торстилы.
Финляндия была единственной демократической страной в мире, которая добровольно вступила в союз с нацистской Германией. Об этом факте следовало бы рассказывать в Финляндии в школах. Однако в финской общественности правда об этом упорно замалчивается. Я убедился в этом на своём собственном опыте после выхода в этом году в издательстве «Wahlström & Widstrand» моей книги «Игрок Кристиан Гюнтер». В книге рассматриваются вопросы шведской внешней политики 1939-1945 годов с точки зрения министра иностранных дел Гюнтера.
Министерство иностранных дел Финляндии – и тем самым финское правительство – подвергло книгу официальной критике, что является крайне необычным явлением. 13 ноября, выступая в стокгольмской Академии военного искусства, премьер-министр Пертти Торстила сказал, что «только что вышедшая книга «Игрок Кристиан Гюнтер» Хенрика Арнстада» «к сожалению, страдает отсутствием исторической перспективы». Торстила не указал на какие-либо фактические ошибки в ней. В его аргументации прослеживаются две линии, которые замечательным образом вступают друг с другом в противоречие: 1. союз Финляндии с нацистской Германией не являлся союзом, 2. у Финляндии не было иного выхода.
Торстила заявил в своей речи, что «Финляндия вела совместную войну с Германией, но между странами не было договора о союзе». Чуть позже он стал извинять борьбу финнов за германскую победу патетическими словами о том, что «порою нации оказываются в таком положении, когда нужно взять на себя смелость станцевать вальс с самим дьяволом». Ничто из сказанного не является правдой.
Игра слов «совместная война» и «союзник» берёт своё начало в военной пропаганде 1941 года. В международном праве понятие «совместное ведение войны» отсутствует. И тогдашняя современность, и историческая наука констатируют, что идея о самостоятельной войне финнов – ложь. Финляндию никто не принуждал к ней, как это утверждает Торстила. Руководство страны, напротив, испытывало энтузиазм от возможности совместно с нацистским режимом «решить судьбу Севера, возможно, на тысячу лет вперёд», как выразился будущий министр иностранных дел Финляндии Хенрик Рамсай. Фантазии Торстилы называются в исторической науке контрфактической аргументацией.
Профессор истории Дэвид Кирби является одним из сотен историков, кто изучал развитие событий весной 1941 года, когда Финляндия начинала «танцевать вальс» с Великим Злом. Он пишет: «20 мая финнам было предложено [немцами] обсудить совместные военные меры в случае советской агрессии. Пятью днями позже финны узнали, что Германия готовит военное нападение. […] В последующих обсуждениях, проходивших 3-6 июня в Хельсинки, были уточнены детали военного сотрудничества».
Одной из целей Финляндии был возврат территорий, утраченных после Зимней войны (оборонительные бои с СССР в 1939-40 гг.). Это могло служить оправданием в глазах современников. Однако Финляндия хотела большего. Уже весной 1940, то есть за год до альянса с Нацистской Германией, финский президент Ристо Рюти заказал написание географическо-исторической работы, получившей название «Финское жизненное пространство». Предстояло создать Великую Финляндию (Suur-Suomi). В ходе войны «lebensraum» («жизненное пространство» - прим. перевод.) было конкретизировано расово «чистой» Восточной Карелией, которая никогда ранее не принадлежала Финляндии.
Профессор Кирби пишет, что Финляндия проводила политику, «которую можно описать лишь как этническую чистку». Финский же министр иностранных дел не упоминает о её военных преступлениях. Примерно 24 000 русских гражданских лиц были помещены в финские концентрационные лагеря, из них 3000 умерло от голода. Многие из них были детьми.
Пертти Торстила пытается доказать, что Швеция должна быть благодарной Финляндии за войну против союзников в 1941-1944 годах. «То, что финский фронт летом 1944 года устоял, было необходимой предпосылкой, чтобы Швеция смогла проводить свою собственную политику безопасности», – утверждает Торстила. По его мнению, война в отношении постоянно агрессивного Советского Союза была превентивной.
Всё это лишь придуманные оправдания. Весной 1944 года Финляндия была уверена в быстрой победе нацистов «через две недели после вторжения», и что «Финляндия, без сомнения, выдержит это приключение», как выразился генерал Пааво Талвела. Более того, именно руководство Финляндии своей беспринципной и преступной войной создавала политические риски для Швеции. Вся ответственность за это лежит на таких осуждённых впоследствии военных преступниках, как президент Ристо Рюти.
Будучи гуманистом, я отрицаю утверждение, что борьба на стороне нацистской Германии имела позитивное значение для Швеции и демократии. Министерство иностранных дел Финляндии следует в полном составе отправить на изучение начального курса истории.
Оригинал публикации: Svenska Dagbladet.
Опубликовано: 29.11.2006
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Среда, 31.10.2012, 12:59 | Сообщение # 19 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
День страха на Борнхольме
Перевод с датского.
ПОЗДНЕЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ. Жители Борнхольма радовались капитуляции немцев в мае 1945 года всего лишь три дня, до тех пор пока на Рённе и Нексё не посыпались советские бомбы.
Раны всё ещё не затянулись, а тайна всё ещё далека от своего разрешения. Даже 60 лет спустя на Борнхольме ощущается чувство горького разочарования от того, какая судьба постигла этот скалистый остров в те в общем-то радостные майские дни 1945 года. Тогда «Би-би-си» объявила о немецкой капитуляции, но 7-8 мая на Рённе и Нексё всё же обрушилась беда.
Когда вечером 4 мая прозвучало сообщение об освобождении, никто не сомневался, что это радостное событие касалось всей Дании. На Борнхольме освобождение праздновали с той же эйфорией, что и в остальных частях страны, и 6 мая участники сопротивления начали проводить аресты согласно спискам Совета свободы. Особой задачей было восстановление дисциплины среди многочисленных немецких дезертиров, которые вместе с немецкими беженцами устремились на остров и теперь бродили по округе. Параллельно шло празднование с невиданным ранее размахом.
В пятницу 5 мая в аэропорт «Каструп» прибыли союзные силы под командованием британского генерал-майора Р.Х. Дьюинга, которые должны были принять сдачу немецких войск, находившихся на датской земле. Сделай это представители западных союзников и на Борнхольме, то последующего горя и страданий можно было бы избежать. Однако здесь в качестве освободителей выступали советские войска, и немецкий комендант острова командор Герхард фон Капмтц отказался капитулировать. Он приказал немецкому ПВО вести огонь по советским разведывательным самолётам. В результате этого 7 мая советская авиация без предупреждения обрушилась на Рённе и Нексё, сея смерть и разрушения. Однако командор фон Капмтц продолжал упорствовать в своём отказе капитулировать даже после того, как русские разбросали листовки с требованием начать к 10 часам утра переговоры о сдаче. В противном случае должны были последовать новые бомбардировки.
В это время должно было начать работу новообразованное датское правительство. Руководство борнхольмского движения сопротивления всю вторую половину дня отчаянно, но совершенно безуспешно пыталось связаться с министром иностранных дел Кристмасом Мёллером. Министр целый день был на встречах, которые нельзя было прерывать. Когда же он вернулся домой, то дал знать, чтобы его никто не беспокоил!
Надежда на то, что датское правительство вмешается в ситуацию, к утру исчезла. В четыре часа началась эвакуация Рённе и Нексё, и к моменту налёта советских бомбардировщиков они, к счастью, были уже почти безлюдны. На этот раз человеческих жертв не было.
В это время главнокомандующий силами западных союзников генерал Дуайт Эйзенхауэр сообщил британскому фельдмаршалу Монтгомери, что Борнхольм переходит под контроль датчан и его следует считать датским. Это означало, что британской авиации запрещалось появляться над островом без просьб со стороны датского правительства. С подобной просьбой датское правительство обратилось лишь после бомбардировок Рённе и Нексё, однако поздним вечером того же дня пришло известие об окончательном крахе немцев. 8 мая под Берлином в Карлхорсте германский Вермахт согласился на всеобщую капитуляцию.
К командору на Борнхольм прибыл теперь ещё и немецкий генерал, однако они продолжали настаивать на том, чтобы немцы сдались британским военным.
Прибывший в Данию генерал Дьюинг имел от фельдмаршала Монтгомери инструкции не торопиться с отправкой английских войск на Борнхольм в связи с «возможными международными осложнениями» и слухами о заинтересованности СССР в этом острове. Однако британское правительство имело сильный интерес в том, чтобы воспрепятствовать занятию Борнхольма советскими войсками, поэтому Монтгомери обратился к своему начальнику Эйзенхауэру с просьбой о чётких указаниях, Дьюинг тем временем держал наготове небольшой отряд для переброски на остров.
Какую же позицию занимало при этом датское правительство?
Шокированная датская общественность несомненно желала получить разъяснения относительно того, что намерено предпринять правительство. Однако она напрасно вслушивалась в речь премьер-министра свободного правительства Вильхельма Буля, которую он произнёс 9 мая на первом заседании Ригсдага в Кристиансборге. Премьер ни словом не обмолвился о ситуации на Борнхольме!
В тот же день пять советских торпедных катера высадили в порту Рённе морских пехотинцев. Им не было оказано никакого сопротивления, поскольку полная капитуляция Германии была уже свершившимся фактом. Тем не менее немецкое командование на острове настаивало, чтобы сдача была принята британскими военными. Генерал Эйзенхауэр ответил немецкому командованию, что немецкая капитуляция британцам, подписанная 4 мая, распространяется и на Борнхольм, но что немецкий гарнизон в следствии всеобщей капитуляции от 8 мая должен подчиниться советскому коменданту острова.
В тот же день советский генштаб принял решение усилить военное присутствие на Борнхольме, высадив на нём 9000 человек под командованием генерал-майора Фёдора Короткова. Впоследствии их число было сокращено. Русские оставались на Борнхольме одиннадцать месяцев до 17 марта 1946 года, когда начался их вывод. В тот день на пристани в Рённе были устроены танцы.
Согласно официальной версии, советский захват этого датского острова было естественным ходом событий, и 11-месячное пребывание на нём советских войск, в принципе, не представляло собой какой-либо проблемы для обеих сторон, – констатирует профессор и доктор гуманитарных наук Бент Йенсен в книге «Долгое освобождение: занятый и освобождённый Борнхольм. 1945-1946». Он оговаривается, однако, что официальное описание событий даёт лишь краткую и искажённую картину временного периода от занятия острова до вывода с него войск. В действительности же занятие острова советской армией вызывало обеспокоенность и у населения Борнхольма и у копенгагенского правительства. Однако это тревога внешне не проявлялась.
Амтман на Борнхольме П.К. фон Штеманн, являвшийся тем представителем датских властей, который состоял в ежедневном и непосредственном контакте с советской администрацией на острове, в своих воспоминаниях критикует осторожную политику датского правительства. Амтман откровенно пишет, что центральные власти Дании опасались русских. Он приводит примеры того, когда советская оккупационная администрация была готова, по его мнению, принять более смелую линию поведения с их стороны. Борнхольм являлся серьезной проблемой в двусторонних отношениях между маленькой Данией и великой державой СССР, и советское решение покинуть остров весной 1946 года было названо современниками «крупнейшим национальным событием со времён освобождения».
Москва не информировала датское правительство о том, сколь долго будет держать войска на Борнхольме, и эта неопределённость в сочетании с присутствием крупного советского гарнизона тревожила борнхольмцев и остальную часть нации. Впоследствии одна столичная газета сообщала о тех сильным эмоциях, которые вызвало известие о выводе войск, и что они показали, «сколь важен для нас этот вопрос и сколь глубоко он нас волнует».
Правительство и общественность Швеции также сильно беспокоило занятие советской армией датского острова, лежащего к югу от Швеции. Шведское государство внесло значительный вклад в восстановление Рённе и Нексё, передав им в дар 300 деревянных домов. Спустя 60 лет они всё ещё используются в качестве жилья и служат хорошим напоминанием о скандинавской взаимопомощи. Сбор средств внутри самой Дании также стал хорошим подспорьем для устранения повреждений и восстановления жилья после этого столь странного события периода оккупации.
«Борнхольмцы так и не простили остальной Дании празднований 5-го мая, происходивших ещё до того, как мир пришёл и на их остров», – пишет историк Ханс Кирхофф в монографии «Коллаборационизм и сопротивление во время оккупации». Эти эмоции столь же понятны, сколь и несправедливы, так как Копенгаген не забывал о Борнхольме. И правительство и генерал Дьюинг с войсками оказывали давление на англичан, чтобы они вмешались. В Лондоне уже давно полагали, что ситуация с Борнхольмом может вызвать осложнения, что, однако, не помешало Черчиллю и британскому министерству иностранных дел предложить провести высадку на острове, не ставя русских в известность заранее. Против этого высказался командующий экспедиционными силами западных союзников Эйзенхауэр. Поскольку остров лежал совсем близко к советской зоне оккупации генерал предпочитал договориться и сперва сделать запрос. Когда он 8 мая предложил русским очистить остров, они ответили отказом. И тогда всё это дело оставили, как есть. Как впоследствии выразился генерал Дьюинг, Борнхольм был «вторичным вопросом», из-за которого не стоило ввязываться в конфликт.
Ханс Кирсхофф пишет далее: «Русские бомбардировки Рённе и Нексё 7 и 8 мая 1945 года были бессмысленными и в них не было необходимости. Но они явились следствием войны. Для нации, которая за предыдущие годы потеряла 20 млн. человек и 25 % промышленных мощностей, бомбардировка Борнхольма была естественным событием.
Бомбардировка Борнхольма
В налётах на Борнхольм 7 и 8 мая 1945 года участвовали 119 бомбардировщиков под прикрытием 62 истребителей. Было убито 10 человек, 35 ранено. 387 домов было разрушено, 3756 построек получили повреждения. В настоящее время в Борнхольмском музее работает постоянная выставка, посвящённая бомбардировкам и занятию острова в мае 1945 года.
Оригинал публикации: Kristeligt Dagblad.
Опубликовано: 07.05.2005.
Сообщение отредактировал nisse - Среда, 31.10.2012, 12:59
|
|
|
|
| nisse |
Дата: Четверг, 20.12.2012, 14:24 | Сообщение # 20 |
Генерал-полковник
Группа: Модераторы
Статус: Offline
|
Датские компании и военнопленные.
Сильке Бокк
Перевод с датского.
Во время оккупации более ста датских компаний сотрудничало с нацистами. Как минимум восемь из них использовали труд узников немецких концентрационных лагерей.
Как минимум восемь датских предприятий использовали во время оккупации рабский труд. Так утверждает историк Стен Андерсен, который входит в группу учёных, изучающих экономическую жизнь периода оккупации.
- Для удовлетворения немецких потребностей в производстве датские предприятия использовали принудительный труд. Более ста датских компаний вели свою деятельность в Германии, и если тщательно изучить данный вопрос, то наверняка обнаружатся и другие фирмы, использовавшие принудительных рабочих.
В связи с большой нехваткой рабочей силы немцы брали узников лагерей и отдавали их в частные руки. Ранее было принято считать, что датские предприятия работали на нацистскую Германию по принуждению, но на самом деле они вели свою деятельность добровольно, – поясняет Стен Андерсен.
- Это миф, созданный для оправдания своих действий. Решение о том, сотрудничать с немцами или нет, принималось каждой из фирм самостоятельно.
Данные факты вскрылись в ходе большого исследования экономической жизни периода оккупации, результаты которого были в эту среду озвучены в Копенгагенском торговом институте группой историков из шести человек во главе с профессором экономики Оле Ланге.
По словам историка Йоахима Лунда, исследование разрушает привычную картину, согласно которой Дания выступала против оккупационной власти единым фронтом:
- Сегодня мы знаем, что фирмы не думали о моральной стороне дела, а заботились лишь об продажах и сохранении своей доли на рынке.
Компании, использовавшие рабский труд:
• «Wright, Thomsen & Kier» и «Højgaard & Schultz» получили в своё распоряжение евреев для возведения дамб в Варшаве.
• На цементном заводе компании «F.L. Smidth» в Эстонии работали принудительно приписанные к нему евреи и цыгане.
• «C. Krøyer» использовала примерно 800 русских принудительных рабочих, в том числе и для строительства аэродрома в Померании.
• Для строительства бомбоубежищ немцы выделяли в распоряжение «Thorning-Christensen» польских и советских военнопленных.
• «Jens Sørensen» после бомбардировки Гамбурга была поручена расчистка улиц. Рабочую силу ей немцы выделили из концлагеря в Нойенгамме.
• «Villadsen» использовала около 200 военнопленных для расчистки улиц после бомбардировки Ростока.
• «Christiani & Nielsen» использовала принудительный труд испанских рабочих на строительстве баз для подводных лодок во Франции.
Оригинал публикации: Politiken.
Опубликовано: 17.04.2005.
Сообщение отредактировал nisse - Четверг, 20.12.2012, 14:26
|
|
|
|
